– Так это ж они, ваше благородие, до хранцуза дрова тянут! – очень оживился казак с серьгой.
И двое других подхватили:
– А известно, до хранцуза!.. А то до англичанов.
А посланный с донесением рано утром и теперь возвращавшийся четвертый казак – малый еще молодой и бойкий, – слышно было, кричал начальственно, показавшись из-за последней подводы:
– Ты что мне заладил одно: «Бельмес – не!»? Ты мне по-русскому отвечай: куда дрова везете?
– Волы эти так что в казанки пойдут, а дрова под казанки, ваше благородие, вот хранцузам и обед будет, – соображал вслух казак с серьгой.
Стеценко остановил переднюю подводу. Татары – их было человек восемь, все бородатые и пожилые – глядели на него не испуганно, напротив, недовольно и, как ему казалось, даже зло. Он пытался втолковать им, что, куда бы они ни везли дрова в ту сторону, там теперь везде неприятель, который отнимет у них и волов, и дрова, и арбы, но татары, только разводили рукамм, вопросительно глядели один на другого, бормотали что-то по-своему, и нельзя было определить, действительно ли не понимают они ничего по-русски или не желают уж больше ничего понимать, раз пришли в Крым единоверцы их – турки.
Стеценко приказал было двум казакам спешиться и повернуть быков обратно. Подводы повернули, и казаки погнали было быков назад, но это отняло много времени и грозило отнять еще больше, а между тем надо было спешить с донесением к светлейшему. Поэтому татарам только погрозили нагайками, но бросили их и помчались рысью по дороге.
Было уже не рано – свыше десяти часов, когда впереди показался большой конный отряд.
– Наш полк идет! – повернули к Стеценко радостные лица казаки, но Стеценко и сам разглядел, что это, так же деловою рысью, как и они, движется казачий полк, но зачем именно движется, он не понял.
Он вдруг именно теперь почувствовал, что очень устал, проведя почти сутки без привычки в седле, что хочет есть, а главное – пить, так как день выдался жаркий.
Рядом с командиром казачьего полка Тациным Стеценко, к удивлению своему, разглядел Меншикова-сына. Молодой генерал-майор сидел на рослом гнедом белоногом донце не по-казачьи, то есть с наклоном вперед, а по-гусарски – прямо.
Темноволосый и черноусый, он был похож чем-то неуловимым на своего седого отца, кроме такого же большого роста, и Стеценко, подъезжая к нему, думал: «Вот таким именно был, очевидно, наш главнокомандующий, когда брал Анапу… Но было бы гораздо лучше для Севастополя и России, если бы так же молод был он теперь!»
Стеценко знал о Меншикове-сыне то же, что знали все в Севастополе: при внешнем сходстве с отцом он все-таки не пошел в отца. Конечно, он был хорошо воспитан и образован, но очень пуст, хлыщеват и неумен, как это бывает, впрочем, со многими детьми гораздо более выдающихся отцов, чем старый Меншиков.
Стеценко подъехал с мыслью о рапорте, однако, заметив это и не дав ему начать рапорта, молодой генерал приветливо протянул ему