– Кажется, это и все, что нашел нужным князь Меншиков выслать нам навстречу: шестеро кавалеристов.
Броун улыбнулся отвечая:
– Я не назвал бы эту встречу очень торжественной. Мы, конечно, заслуживали большего… Впрочем, судя по этому, отказать Меншикову в джентльменстве нельзя: согласитесь, что всякая другая, более торжественная встреча была бы признаком дурного тона.
– Погодите, мой друг, не ликуйте! – взял его за локоть Раглан. – Солнце уже садится; пока подойдут все транспорты, будет темно. В темноте же высадки мы, конечно, не будем делать, а за ночь эта приятная картина пустого берега очень может измениться к худшему… Эти шестеро, конечно, пикет. Такие же пикеты, должно быть, расставлены по всему берегу. Что стоит за ночь подвезти батареи из Севастополя и прислать несколько казачьих полков?.. Хотя, разумеется, это уж не так страшно.
– Судовые орудия заставят эти батареи убраться, а казаки способны только добивать раненых и обирать убитых, – сказал Броун. – Но офицер этот в морской форме все-таки рассыпал своих людей: он вне ружейного выстрела – значит, боится, что мы пустим в него гранату… Нет, мы не так щедры.
Офицер в морской форме был лейтенант Стеценко, и он действительно послан был непосредственно самим Меншиковым наблюдать подход десанта и высадку на берег и сообщать ему то, что найдет нужным сообщить, через казаков, которые были с ним; при этом Стеценко получил несколько пакетов, на которых было напечатано: «По приказанию главнокомандующего…» Казаки, конечно, рассыпаны были по всему берегу, и донесения должны были передаваться без малейших задержек.
Когда с линейных кораблей загремели якорные цепи, Стеценко написал в донесении: «Боевая эскадра стала на якорь южнее Евпатории, против двух озер. Транспорты с войсками подходят на буксире пароходов и готовятся к высадке».
Но стало темнеть, и стемнело очень быстро, а высадка не начиналась, и лейтенант послал новое донесение, что, по-видимому, она отложена на утро.
Стеценко был послан из Севастополя часов в двенадцать, за целый день ничего не ел, но зрелище, которое было перед ним, захватило его настолько, что он забыл о еде, забыл об отдыхе.
Слегка колыхавшийся на слабой волне этот город судов с населением не менее как в сто тысяч человек расположился у берега правильными кварталами. Когда совершенно стемнело, зажглись огни на бизань-мачтах буксирных пароходов, точно фонари на улицах, потом какие-то сигналы передавались ракетами и фальшфейерами. Войска спали, но вахтенные принимали и передавали сигналы, неусыпно работала чья-то враждебная, злая мысль.
Стеценко представил, как к этим скученно стоящим транспортам под покровом ночи пробираются русские брандеры. Донесение о возможности произвести большой переполох во вражеском флоте он послал еще засветло Корнилову, когда для него стало ясно, что высадка отложена на утро. И теперь, отъехав от берега на такое место, где могли бы пастись спутанные лошади,