Мигунов оставил сумку в покое, сел за стол и сложил руки на груди.
– Ты меня, наверное, не вспомнишь. Я бывал тут раза три или четыре. Я дружил с твоими родителями.
Эдик и бровью не повел.
– Дружили, говорите? – прищурился Эдик. – Хорошим, видно, были другом, если они всего три раза вас пригласили. Или сколько там ‒ четыре?
Мигунов не обиделся.
– Приглашали часто, но я не имел возможности бывать тут постоянно.
– Теперь уже и не проверишь, – обронил Эдик.
– Верно, – согласился Мигунов. – Давай сразу к делу. Вижу, что ты мне не очень рад. Оно и понятно в принципе.
– Давайте к делу, – согласился Эдик.
– Мамино письмо, смотрю, уже нашел.
Эдик подобрался. Коробка из-под шоколада лежала в самом центре стола. Мигунов смотрел на нее, не отводя взгляд, и словно что-то обдумывал.
– Скажу сразу, Эдуард, что тебя никто не бросал. Побег родителей был вынужденным. Мама обещала все тебе объяснить в письме.
– Она объяснила, – ответил на это Эдик. – Объяснила. А вам я почему должен верить?
– А кому ж еще? – удивился Мигунов. – Я за тобой следил. Больше ведь некому. Родных у тебя не осталось, так что…
– Они… живы? – сдался Эдик и медленно подошел к противоположной стороне стола. – Где они? Десять лет… ни слова…
– Их нет в живых уже десять лет, – спокойным тоном произнес Мигунов. – Мне горько сообщать тебе это, но ты должен знать. Впрочем, я и сам знаю далеко не все, но этого, мне кажется, достаточно.
Эдик упал на стул, закрыл глаза и изо всех сил стиснул зубы. Не плакать. Не ныть. Нельзя перед этим не пойми откуда взявшимся «другом семьи» быть тем, кто ты есть. Надо, чтобы он видел, что Эдик вырос в сильного и жесткого мужика.
Мигунов же со вздохом снова полез в сумку, вытащил из нее тонкую пластиковую папку на резиночках, цепляющихся за углы. Таким образом папка надежно хранила то, что в ней было спрятано.
– На.
Он подтолкнул папку в сторону Эдика. Она не доехала до него по столу совсем чуть-чуть.
– Дарственная на антикварный магазин, – прокомментировал Мигунов. – Скажи-ка, парень, а чистый стакан у тебя найдется?
Эдик не шелохнулся. Тогда Мигунов, не переставая вздыхать, встал и сам пошел на кухню. Он бывал в этом доме и раньше и помнил, что стаканы мать Эдика держала на верхней полке кухонного шкафчика.
Вино помогло Эдику прийти в себя. Мигунова он выслушал внимательно, никаких вопросов не задавал, потому что если они и возникали, то Мигунов, словно читая мысли Эдика, тут же и отвечал на каждый из них.
– Я именно этого и боялся: что ты, дружок, встретишь меня с дубиной наперевес. Потому готовился к визиту основательно. На самом деле я хотел прийти раньше, но понимал, что еще не время, – сказал он, качая стакан с вином в ладонях. – Спасибо тебе за то, что не выгнал и не сорвался на мне.
Эдику вино не понравилось. Вместо него он решил вернуться к пиву.