– Он умер моментально, слишком сильный удар. Марека не стало, у меня остался только Михал.
Влада слушала, поджав губы. Так распинается о старшем сыне, прямо и помер он не как все. Простой человек так, а великий Марек эдак. И выходило, что она жалеет, что старший успешный сын погиб, а младший неудачник остался. Хотя, наверное, и впрямь жалеет. Разве можно одного ребенка любить, а другого нет? По-моему их с сестрой любят одинаково.
Страшно даже представить, как мама жалела бы, что Анька умерла, а Влада осталась, или наоборот. Тьфу, тьфу, не дай Бог! Вот мысли дурацкие! Пусть все живут на здоровье и даже не болеют, ни мама, ни Анька, ни сама Влада. Хватит с них папиной смерти.
Ну, значит, умер Марек, и через несколько лет, от сердечного приступа скончался дедушка, которого Влада увидела тоже только на фотографии. Худой дядечка с большими грустными глазами сидит в массивном кресле, положив руки на открытую книгу. Вот на кого похож папа. Такие же глаза, и даже узкие кисти рук с длинными «музыкальными» пальцами. Профессор Борис Семенович Клюев. Хм, значит пани, бабуся записывала детей на свою фамилию. Ну, положим, Анька Клюева звучит вполне логично, а Владислава Клюева, не очень.
Влада давно заметила, что бабушка очень гордится своими польскими корнями и всячески это подчеркивает. Бедный папа, наверное, надеялся, что назвав дочку Владиславой, растрогает пани бабусю. Как бы ни так, ее ничего не может растрогать, Стефания Юзефовна накрепко закована в свою стальную броню. А может так и надо? Попробуй, задень, и прется она по жизни как танк, и получает все, что считает нужным. Ни тебе переживаний, ни страданий, вон даже про ненаглядного Марека говорила и ни слезинки.
Влада вспомнила, как умер папа. Позвонила Анька, плакала, толком ничего объяснить не могла. Это произошло совершенно неожиданно, просто присел на диван, пожаловался, что сердце кольнуло, и все! Она тогда сорвалась домой и всю дорогу сидела как на иголках. Электричка тащилась, как нарочно медленно, казалось, что делает остановки даже там, где и станций то нет. Целую вечность ждала на остановке распроклятый старый поселковый автобус. Присесть так и не решилась, кружила вокруг остановки, кидалась на каждый звук проезжающих машин. Подвезти никто не хотел. Остановились только раздолбленные жигули с целой компанией подвыпивших парней, конечно, сесть к ним не решилась. Вспомнилось мамино опухшее от слез лицо. Глаза стали блекло голубыми, какими-то прозрачными, словно мама со слезами вымыла из них цвет. Анька плакала тихо-тихо, прижимая ко рту мокрый платок. И от этого становилось ее невыносимо жалко. Не плакала только Влада. Нет, тогда она еще была одета в броню, как пани бабуся, просто злилась на всех. И злость была сильнее горечи. Злилась на соседей, приперлись! Что, Мишу покойного жалко? Его же никто в поселке не уважал. Не рукастый, не ухватистый, никчемный. Между собой жалели Галю, нашла мужа, даром что москвич. Явились, лица постные, вроде как посочувствовать. Ну как же, развлечений никаких, сериал бразильский закончился,