Как солнце светит, даруя свое тепло, не делая различий между добрыми и злыми, маленькими и большими, молодыми и старыми, так и Луиза спешила поделиться своим даром.
К сожалению, люди воспринимают солнечные свет и тепло не как Божий дар, а как нечто само собой разумеющееся. Так же они стали относиться и к Луизе.
Девочка, стараясь помочь всем, тяжело заболевала сама. А те требовали все больше и все меньше впоследствии благодарили.
«Бедное мое дитя, – думала мать Луизы, – родилось на свет чуть ли не котенком, а получила дар, который не по силам и крепкому человеку вынести. Зачем ей это? Лучше бы она жила, как все. Мы и так её любили, а она не страдала бы.»
Через день Луизу вновь позвали к тяжелобольной женщине. Войдя в комнату, девочка увидела смерть, стоящую у изголовья…
– Зачем ты здесь, дитя? – спросила смерть.
– Меня позвали, чтобы я вылечила больную, – наивно ответила малышка.
– Здесь пришло мое время хозяйничать, – усмехнулась та.
– Но я многих вылечила и постараюсь сделать и сейчас, – самоуверенно произнесла Луиза.
Смерть, молча, взглянула с укором, провела рукой по её лбу и мертвенно-бледная девочка упала на пол.
Перепуганная мать, схватив свою любимую деточку, выскочила прочь и бежала всю дорогу до дома.
Дома уложив дочку в кровать, перепуганная женщина села рядом, пристально вглядываясь в неживое лицо ребенка…
И от охватившей её тоски со страстью присущей матерям, теряющим своих детей, пожелала она жизни своей дочери.
Много времени прошло, пока Луиза не выздоровела. Она очень похудела и еще больше стала похожа на фарфоровую куклу. Только во взгляде появились оттенки тоски.
Та женщина умерла, и родственники обвиняли Луизу в этом.
Никто из соседей даже не пытался вступиться за девочку, забыв обо всем хорошем, что она сделала.
И когда, однажды утром проснувшись, мать увидела измазанные дегтем ворота, то сразу же запрягла лошадь в повозку, решив отвезти дочку к старинной приятельнице своей матери на дальний хутор.
Узнав о материнском решении, сестры, крепко обнявшись, сели в угол и, обливаясь слезами, клялись друг другу в вечной любви, чувствуя долгую разлуку.
Луиза с матерью добрались до дальнего хутора только к вечеру. Взяв дочку на руки, женщина подошла к полуразвалившемуся дому и вошла в кромешную темень.
На земляном полу, покрытом шкурами животных, лежала груда одежды, которая, зашевелившись, оказалась старой, согбенной саамкой, пристально вглядывающейся в пришедших.
– Добрый вечер, тетушка Суви, – поздоровалась мать Луизы.
– Добрый, коли не шутишь, – прошамкала беззубая старуха.
– Это я, дочка Уллы, – пыталась объяснить женщина.
– Той самой Уллы, у которой были длинные рыжие косы до пола? – вдруг более приветливо отозвалась старуха.
– Да, той самой, – облегченно