– Так и есть. – Ему казалось, что с тех пор прошла целая жизнь. Он никогда не пользовался этим платком. Не хотел его пачкать. Несколько дней назад он нашел его на дне коробки с его вещами, которые хранились у Молли, пока он был на войне. Он пытался разобрать все свои вещи. И в порыве сентиментальности сунул платок в карман, к зайчику Мэри.
– Откуда можно все это узнать? – изумленно проговорил он, ни к кому не обращаясь, но Дани решила, что его вопрос адресован ей.
– Я просто знаю, и все.
– В этом нет никакого смысла.
– То, что вы не можете что-то понять, не значит, что в этом и правда нет смысла, – прошептала она, и он не смог ничего возразить.
– Что еще ты видишь? – спросил он.
Она сложила платок в небольшой квадратик и еще с минуту подержала в руках.
– Больше я ничего не вижу. Я только чувствую вас. – Она пожала плечами. – Может быть, это оттого, что платок лежал у вас в кармане. И все.
– Ты чувствуешь меня? Что ты имеешь в виду?
Она снова пожала плечами:
– Просто… ваше присутствие. Как когда вы сидите рядом со мной и мне не нужно смотреть на вас, чтобы это чувствовать. Вы теплый, большой, и от вас пахнет чистотой.
– М-м, – буркнул он. Он вспомнил цвета из своего детства, оттенки, окружавшие разных людей, то, как он пытался описать это матери.
– Вы верите мне, Мэлоун? – спросила она.
– Да, Дани, – прошептал он. – Пожалуй, да.
Она вздохнула, так сладко, словно он дал ей кусок пирога с шариком мороженого в придачу, и закрыла глаза.
– Мама с папой говорили, что мне нельзя никому рассказывать эти истории. И я не рассказываю. Но я все равно знаю разные вещи. Ничего не могу с этим поделать.
– Ты рассказывала об этом кому-то еще?
– Почти никому. Мама отправила меня в школу, но монашки на меня сердились. Мама говорила, что мне нужно ходить в варежках, чтобы ничего не касаться и не попасть в беду, но монашкам это тоже не нравилось. И потом, в варежках сложно писать. К тому же порой истории просто выскакивают у меня изо рта. Монашки сказали маме, что у меня злая душа. И тогда мама забрала меня из школы.
После этого он уже не слишком следил за ходом беседы, но в самом конце Дани взяла с него обещание.
– Вы найдете того, кто их убил? – спросила она.
В первый миг ему захотелось просто потрепать ее по затылку, лишь бы не давать обещаний.
– Не знаю, Дани. Мой начальник считает, что твой папа убил твою маму. А потом застрелился сам. – То была жестокая правда, но Дани была не из тех детей, кому легко можно солгать.
– Но вы думаете иначе. Я ходила в вашем пальто.
Мэлоун потрясенно уставился на нее.
– Вы надели на меня свое пальто, – пояснила она.
– И что?
Она вздохнула – так, словно знала, что ему не понравится то, что она сейчас скажет.
– Человек, решивший покончить с собой, не станет стрелять себе в грудь. Он станет стрелять себе в голову. Вот что вы подумали, когда увидели их… когда увидели папу. Так?
– Бог