Вмиг Язар лишился дарованного тишиной рощи умиротворения и, подобрав палку, опрометью бросился за беглянкой.
– Куда пошла! – не испуганно, но разозлено крикнул он ей в спину. Шанс повстречать лесного тролля на окраине был не велик, а вот побегать за коровой ему теперь придется.
Ответом на его отчаянные выкрики корова, покачивая набитыми боками, прибавляла шагу. Трещали под ее копытами сухие ветви, шелестели кустарники, обтесывая ее шкуру шипами. Огромные иглы акаций могли пропороть и прочную шкуру коровы, а уж человеку не пораниться в тех зарослях было тяжелее вдвойне. Вздрогнув от укола в палец, Язар остановился.
– И беги себе! – разозлено бросил он Белке вслед. – Пусть плотничиха сама за тобой гоняется!
Но, растерев уколотый палец и бормоча под нос недовольства, он быстро возобновил преследование.
Продираясь сквозь терние, Язар увидел прицепившееся к ветвям шиповника перо. Размера оно было невероятного, не меньше локтя и одного вершка, окраса сизого с подпалинами на кайме. Чуть поодаль на соседних ветвях и на земле нашлись и другие подобные перья, а также пучки не то желтой шерсти, не то пуха. Забыв о беглянке, Язар двинулся в новом направлении, указанном чудесными перьями. Разум рисовал ему встречу с величественной прекрасной птицей, и его не коснулся страх, что это громадное создание может быть плотоядным.
Вскоре Язар его увидел, однако далеко не сразу признал. Поначалу существо показалось ему коровой или мышастой лошадью, столь оно было велико. Существо положило огромную морду на кусты шиповника и не двигалось. Лишь подойдя ближе, Язар сумел рассмотреть его получше.
На земле растянулся грифон, одно из крыльев которого подслеповатый пастух изначально ошибочно принял за голову существа. Огромное, больше самого Язара оно цеплялось за ветви кустарника, будто и, умерев, грифон не мог принадлежать земле и даже теперь силился взмыть в небеса. Язар обошел грифона с благоговением, затаив дыхание, чтоб ненароком не потревожить, не осквернить. Втайне он надеялся, что грифон лишь ранен, а его слабое зрение продлевало жизнь той ложной надежде. Но время шло, а зверь все так и лежал, не шевелясь. Нет, напрасно Язар вглядывался, грифон не ворочался, – то лишь ветер ворошил его красивые перья.
Язар прошел дальше. Первоначальный восторг, вызванный обликом грифона, сменился горьким разочарованием. Он не желал выносить это чувство из леса, забирать с собой и делать своей частью. Он хотел накрыть его хотя бы небольшой приятностью, пускай самой приземленной: