Сердце стучит, как кузнечный молот. Слезы застилают глаза. Грязь облепляет горящие икры. Мелькают дома из пластика. Шум усилился. Раздаются новые выстрелы и свист энергетического оружия. Они пришли и по земле. Я слышу визг саней на воздушной подушке. Неподалеку от южной ограды вспыхивает пожар. Я вижу там четырехколесные наземные машины и людей с прожекторами и факелами. У них винтовки и лезвия-хлысты.
Когда я добираюсь до дома, в нашем переулке еще тихо – эта тишина словно отрицает то, что несет с собой ночь. Я влетаю в переднюю дверь. Сестра все еще сидит за столом в своих новых туфлях.
– Что случилось? Это что, были выстрелы? – спрашивает она.
– Это «Алая рука»!
Едва я успела произнести это, как из антенной решетки за нашим домом разразилась воем муссонная сирена. Сирены для «Алой руки» никто не сделал.
– Нет… – шепчет сестра. – Где Тиран?
– Он… – У меня перехватывает горло. – Его нет.
– Нет? – Она наклоняет голову набок, словно не понимая этого слова. – Что значит «нет»?
– Его застрелили.
– Что?
Меня трясет. Я теряю контроль над собой, не могу больше сдерживаться.
– Они застрелили его. – Я всхлипываю, грудь тяжело вздымается. Чувствую, как сестра крепко обнимает меня. – Он умер. Тиран мертв.
Не просто мертв. Обезображен до неузнаваемости.
– Приведи папу, – говорит моя старшая сестра, бледная как призрак. Она обхватывает мое лицо ладонями. – Лирия, подними его. Нам надо уходить.
– Куда?
– Не знаю. Но здесь оставаться нельзя. – Я киваю, все еще оглушенная, а она встряхивает меня. – Лирия, быстрее!
Как сестра может быть такой спокойной? Что ж, она не видела, как голова Тирана разлетелась на куски. Ава подталкивает меня в сторону спальни.
Иду туда. Оказывается, папа уже проснулся. Он смотрит на меня, как будто все уже знает. Он услышал про Тирана?
– Ты знаешь, что происходит? – спрашиваю я, и отец едва заметно кивает. – Нужно, чтобы ты мне помог. Оттолкнись от кровати.
Обычно его поднимал с постели и пересаживал на инвалидное кресло Тиран. Я не такая сильная.
Подхватываю отца под мышки:
– Раз… два… три…
– Нет. – Впервые с тех пор, как маму похоронили в глубинных тоннелях, папа что-то произносит. Это скорее стон, чем слово, но оно совершенно недвусмысленно. Глаза отца расширены и полны сочувствия. Он качает головой и повторяет: – Нет.
Затем опускает глаза, смотрит на свои ноги, потом бросает взгляд на инвалидное кресло. Он прав. Нам нипочем не сбежать от «Алой руки» с ним на закорках. А с инвалидным креслом мы застрянем в грязюке. Без Тирана – никак.
Молочно-белые глаза отца теперь устремлены на меня. Сейчас он понимает, кто перед ним. Это разбивает мне сердце.