На челноке, уносящем нас прочь от шахты, перед каждым пассажиром возникло видео – голограмма, настолько реалистичная, что мне показалось, будто ее можно потрогать. Золотое лицо, внезапно появившееся в воздухе. Я видела эту женщину прежде, но здесь, в небе, на посланном ею корабле она казалась богиней из наших песен. Виргиния Львиное Сердце. Ее глаза были устрашающе золотыми. Ее волосы, подобные шелковым нитям, были убраны с безукоризненно гладкого лица. Она сияла ярче, чем уголек солнца. Под ее взглядом я чувствовала себя чем-то вроде тени.
«Дитя Марса, добро пожаловать в большой мир… – мягко начала молодая правительница. – Ты отправляешься в великое путешествие, чтобы занять свое законное место на поверхности планеты, созданной твоими предками. Твой пот, твоя кровь, как пот и кровь всей твоей семьи, дали жизнь этой планете. Теперь пришел ваш черед получить свою часть благ человечества, жить и процветать в новой Солнечной республике и проложить путь для следующего поколения. Мое сердце отдано тебе. Надежды и мечты всех людей возвысятся вместе с тобой. Удачи тебе, и пусть твоя семья обретет радость под звездами».
Это было два года и тысячу нарушенных обещаний назад.
Теперь же я склоняюсь под палящим солнцем над мелкой, скудной речкой за ассимиляционным лагерем 121. Спина моя согнута, пальцы скрючены. Я тру абразивной щеткой брюки Авы, перепачканные на работе, – она убивает скот на бойне, чтобы наполнить наш котел.
Мои руки, некогда пепельно-коричневые, как у большинства жителей Лагалоса, стали теперь жилистыми и загорелыми дотемна; они искусаны жуками, лезущими из речного ила. Лето на Киммерийских равнинах влажное и кишит комарами. Я прихлопываю троих, отыскавших брешь в пасте из цветков лайдера.
Мне уже восемнадцать, но мои щеки остаются по-детски пухлыми и упорно не желают худеть. Волосы свисают дремучей копной, словно в моей голове поселился дикий зверь и яростно рвется наружу. Однако винить в этом некого. На мне не задерживаются ничьи взгляды. Парни из папиной буровой бригады прозвали меня Лангустом из-за цвета глаз. Папа частенько говорил, что всю красоту в нашей семье унаследовала Ава. Мне достался лишь характер.
На берегу реки полно мужчин и женщин – десятка четыре человек из моего клана Гамма напевают «Балладу о Кровавой Мэри-дурочке». Моя мать часто мурлычет ее себе под нос во время работы. Из-под широкополых шляп и тюрбанов из ярких тканей выбиваются ржаво-рыжие волосы. На воде рыбаки в лодках лениво покуривают табак и тащат сети подальше в реку.
Лямбда не дают нам теперь пользоваться стиральными машинами в центре лагеря. Уроды думают, что имеют на это право, поскольку принадлежат к тому же клану, что и Жнец. И ничего, что они – такая же родня ему, как мне – летучие мыши, выныривающие по ночам из джунглей, чтобы охотиться на комаров.
Корабли Солнечной республики прилетают теперь только с серьезным военным эскортом – из-за мародеров «Алой руки»,