Маринэ полюбила меня. Она приняла настоящего Маттео Моретти и его мир, стала его частью. По своему желанию. Да, я бы не отпустил ее, если бы она от меня отказалась, потому что я чертов эгоист. Но Маринэ выбрала меня. Она выбрала нас.
У наших же детей такого выбора не было.
Когда я вернулся домой поздно ночью, Маринэ не спала. Она встретила меня объятиями и прижала к себе. Ее руки гладили мои волосы, а губы шептали слова любви, пока я лежал рядом, положив голову ей на колени.
– Я знаю, что тебе страшно, но и я боюсь. Во мне растет маленькая частичка нас обоих, и именно она станет символом нашей любви. Да, будет сложно, но мы справимся. Ты и я. Уверена, ты будешь прекрасным отцом, любовь моя. А я всегда буду рядом, когда страх или сомнения настигнут тебя.
Ее обещание подарило мне уверенность. И я ей доверился.
Через восемь месяцев я взял на руки крохотный сверток из розового одеяльца. В это мгновение все изменилось. Я понял, что мое сердце стало больше. С того дня оно билось для двух людей, для двух моих девочек.
Маринэ научила меня любить, дарила веру и давала силы. Она помогла мне стать отцом, но хорошим отцом я должен был стать сам.
И с этой задачей я не справился.
– Я подвел тебя, милая, – сказал я, глядя на ангела. – Прости меня.
Дождь усилился и уже хлестал по лицу. Я знал, что мои слова ничего не значат. Сколько бы я ни просил у Маринэ прощения, как бы часто ни приходил сюда, это ничего не изменит. Ее не вернуть.
– Без тебя все не так, – я проглотил предательский ком в горле. Глаза жгло от непролитых слез. Из груди вырвался тихий стон: – Я так скучаю по тебе.
Утерев лицо, я присел на корточки рядом с белым ангелом и губами прижался к выгравированному имени покойной жены, чтобы в очередной раз ненадолго попрощаться.
– До завтра, amore della mia vita[5].
Я положил на могилу свежие лилии и выбросил вчерашние. Они еще не завяли, но Маринэ любила аромат свежих цветов в доме.
Бросив на ангела последний взгляд, я развернулся и пошел по тропинке к холму. Ежедневные посещения могилы стали утренним ритуалом, но цель сегодняшнего визита отличалась от предыдущих.
Жизнь – сука, не правда ли? Я знал это раньше, но сейчас, сознавая, что два родных мне человека покоятся здесь, недалеко друг от друга, ненавидел ее еще больше. Люди, которые знали и понимали меня лучше всех, мертвы.
– Ты опять там всех подговорил? Слишком сыро, не находишь? – Я остановился у одинокой могилы и обратился к небу, будто надеялся, что меня услышат.
Дождь лил как из ведра. Я промок до нитки, но не обращал на это никакого внимания. Погода этого утра отражала мое внутреннее состояние. По привычке я сунул руки в карманы брюк. И, сглотнув очередной подступивший ком к горлу, проговорил:
– Он так похож на тебя в молодости. Я словно вновь с тобой встретился. Столько же огня в глазах, такая же буря в душе. А эта нахальная усмешка, дерзость, сарказм,