«Различные люди, встречавшиеся на пути, рассказывали мне, что до селения Кульмути, лежащего в 300 верстах от устья реки Самарги, ведется торговля с приезжающими туда инородцами и маньчжурами с рек Уссури и Сунгари; до этого селения ни хлебопашеством, ни огородничеством не занимаются; далее же к югу внутри страны есть манзы, которые имеют скот и огороды и занимаются хлебопашеством». Вот это чрезвычайно важно, – добавил Невельской от себя. – Если мы здесь разовьем хлебопашество и огородничество, да еще будет свой скот, то перейдем на полное самоснабжение. О чем еще мечтать? Живи, трудись и радуйся! Вот она, основа для создания российского тихоокеанского флота!
– Читай дальше, мечтатель!
– Да читаю, читаю… «В расстоянии около 800 верст от реки Самарги в большой залив впадает река Суйфун. С этой реки ездят в корейский город и на большое озеро Ханка, которое соединяется с рекой Уссури. На побережье Татарского пролива между реками Самаргою и Суйфу-ном, по словам населения, есть много закрытых бухт, из коих некоторые иногда вовсе не замерзают, и бухты эти находятся недалеко от реки Уссури. Река Самарга… имеет берега, покрытые строевым дубом и кленом; она глубока на пространстве около 200 верст, и по ней могут подыматься большие лодки. С этой реки ездят на Уссури через реку Хор и притоки. Этот путь – около 400 верст… Все жители побережья Татарского пролива ни от кого не зависят, никому ясака не платят и никакой власти не признают». Вот, Катенька, для Нессельроде еще одно свидетельство, – голос Невельского даже зазвенел, торжествуя, – что никаких китайцев в этих землях отродясь не было! И для Муравьева толчок: надо на юг стремиться, а не на север, на Камчатку, к черту на кулички. Тут и бухты незамерзающие, и хлебопашество, и скот! И путь к тем бухтам есть прямой, через Уссури! Сюда люди русские потянутся! А будут люди – будет Россия тут стоять. Двумя ногами! Да-а, Бошняка буду представлять к ордену. За Сахалин он получил «Владимира» четвертой степени, за Императорскую гавань буду просить для него «Анну». Думаю, Муравьев поддержит.
– Муравьев за Колю уже свой орден получил, – язвительно сказала Екатерина Ивановна. – Императорский и царский – Белого Орла!
– Каждому – свое. Он себя не представлял, а меня представил. Я тоже получил – «Анну» второй степени с короной, и этот орден тоже императорский. Для моего чина – высочайший, – умиротворяюще произнес Геннадий Иванович. И печально добавил: – Из-за болезни Тюшеньки ты и порадоваться за меня не смогла…
Тюшенькой все называли дочку Невельских Катюшу, которая почти постоянно болела из-за отсутствия материнского молока.
Екатерина Ивановна быстро взглянула на него сразу повлажневшими глазами и дрогнувшим голосом сказала:
– Знаешь, дорогой, я, кажется, опять беременна.
– Ну и слава Богу! – только и сказал Геннадий Иванович и склонился, целуя