У меня рука не поднимется их выкинуть. Беру их, и это тоже ужасно унизительно.
Какое-то время плачу, свернувшись клубочком на полу, а потом вытираю рукавом слезы, вздыхаю и иду убираться. Кажется, на первую пару я все-таки сегодня опоздаю. ***
***
Я вбегаю в универ в отвратительном настроении. Во-первых, ужасно опаздываю. Половина пары по экономической теории прошла без меня, и это ужасно! Во-вторых, я очень устала. Квартиру я отмыла на совесть, и теперь у меня ломит спину, словно я столетняя бабка, и жутко ноют плечи и руки. А еще кажется, что от моих ладошек до сих пор воняет резиновыми перчатками, хотя я раз десять помыла руки с мылом и намазала их кремом.
А в-третьих (как будто мало было первых двух!) мне жгут карман деньги Соболевского, которые я все-таки хочу вернуть ему, но не знаю как.
А ведь есть еще и в-четвертых, вот только оно настолько стыдное, что я пытаюсь об этом не думать, но не получается. Невозможно не думать о том, что в моей сумке лежит футболка Соболевского. Я хотела ее выкинуть. Я хотела вымыть ей унитаз. Я хотела порвать ее на части и сделать тряпку для пола. Но не смогла. Наверное, это какая-то психологическая особенность, может, травма какая-то или простая бережливость, но я не могу портить хорошую вещь. Так же, как я не умею выкидывать еду.
И вот она у меня в сумке. Белая, мягкая, с логотипом Армани, пахнущая кожей, одеколоном и его сигаретами. И я не знаю, что более стыдно: отдать ее Соболевскому и услышать его пошлый комментарий по этому поводу, или оставить себе.
– Оля!
О черт. Это ж надо так неудачно напороться.
– Здравствуйте, Ираида Ивановна, – я виновато смотрю на декана. – Честное слово, я больше не буду опаздывать. Я просто…
Но она только отмахивается, кажется, ее сейчас это не волнует.
– Ты решила вопрос с оплатой? – спрашивает она озабоченно. – Мне опять звонили из бухгалтерии. Деньги не поступали.
Деньги, эти проклятые деньги, которых у меня нет! В кармане, конечно, лежат десять тысяч рублей, но они чужие. Я их верну. Своих же денег у меня с собой ни рубля. Даже на булочку или на чай. И еду я из дома тоже не взяла, слишком торопилась.
Но перспектива голодать весь день меня сейчас совсем не пугает. Пугает то, что у меня нет ответа на вопрос декана. Вернее, есть. Но он ей не понравится.
– Папа неверно оформил платеж, – неуклюже вру я. – Он сейчас решает проблемы с банком, чтобы его вернули, и тогда мы оплатим.
– У тебя неделя, Оля, – она хмурит брови и тут же сама себя поправляет. – Нет, даже меньше. К понедельнику деньги должны быть на счету университета, значит, отправить их надо не позже пятницы.
– А если позже? – дрогнувшим голосом спрашиваю я.
Ираида Ивановна разводит руками. И вдруг обеспокоенно смотрит на меня:
– Ты какая-то бледненькая, – говорит она и пытливо смотрит на меня. – Оля, ты хорошо себя чувствуешь? Голова не кружится? Не тошнит?
– Да. Нет. Нет.
– Может, в медпункт?
– Нет! Вы что! – пугаюсь я. – Я в порядке! Я на лекцию сейчас