– Так, значит, отчего погиб священник?
– Не знаю.
– А кто вам вообще это сказал?
– В магазине говорили.
– В каком магазине?
– Военторговском.
– А когда?
– Сегодня.
– Продавец?
– Просто в магазине. Люди говорили.
– И вы этих людей не знаете? Поселок маленький, у вас все знают всех. Постарайтесь вспомнить: кто именно сказал, что священника убили?
– Ну да, а вы взрослых сюда, а детей в тюрьму.
– У вас есть ребенок, за которого вы боитесь?
– Которую отправили к малолетним преступникам. А ей четыре года. Я вас по имени-отчеству не знаю…
– Михаил Степанович, – предупредительно вставил Амелин.
– …но требую для нее человеческих условий, пока я здесь! И вообще, я буду отвечать только на такие вопросы, которые по делу. Тот, – она показала большим пальцем на стенку, – говорил про высокотехнические штучки, вы про убийство. В чем меня обвиняют?
Он вдохнул и тихо выдохнул отдельными семью короткими порциями – делал так, когда приходилось расшивать настряпанное кем-то еще. Например, запаниковавшим сокурсником. И сказал:
– Во-первых. Четырехлетнюю в ЦВИНП – центр изоляции несовершеннолетних правонарушителей – не примут. Там с восьми лет. Даже если кто-то вам сказал, что направил ее туда. Ваша дочь сейчас в детском доме. Можем узнать, в каком. – Женщина закивала, поспешно сказала «да-да, Михал-Стьпанч, пожалст», и он набрал номер, потом еще номер. – В Ужове ваша дочь. Спит. Там все уже спят. Во-вторых. Если вы не читаете и не смотрите новостей. Произошел сильный взрыв, у нас, в Ленобласти. Такой, как в Москве, Волгодонске, Буйнакске. Более мегатонны тротилового эквивалента. Более миллиона. Тонн. Несколько сот погибших. Еще больше пострадавших. Ищем любую ниточку к террористам. Вы были очевидцем происшествий, связанных с объектами высоких технологий. Гибель священника – одно из них. Другое – похищение человека с помощью сверхлегкого самолета. Расскажите, пожалуйста, все подробности, какие знаете.
Он шел ва-банк. Фамилии Марины Сергеевны – Нореш – не было в деле о похищении. Упоминалась только в деле о тройном убийстве – свидетели говорили, что мужа ее, Августа Васильевича Нореша, давно не видели в Гусятине, а также – что раньше он работал на местном высокотехнологичном производстве. В филиале питерского НИИ. Проверка дала неожиданный факт – не Нореш, а Норин, заявления на смену фамилии никогда не подавал, тем не менее паспорт жены, по органолептике подлинный, выписан на фамилию Нореш. Через поссовет, после регистрации брака, в апреле девяносто третьего. И штамп – зарегистрирован брак с гражданином Норешом. Найденный при обыске