Корни Эдема. Евгений Михайлович Алещенко

обернулся на звук и увидел забинтованное тощее тельце солдата, у которого из конечностей осталась лишь одна правая рука. Цензура позволяла зрителю наблюдать лишь его запечённое лицо.

      Камера понесла сознание Данилы к металлическому ведру, на треть заполненному водой; алюминиевая кружка неприятно заскрежетала по ржавому дну, наполняясь прозрачной жидкостью, затем взгляд зрителя вновь обратился к приближающемуся раненому солдату. Он принял кружку и с жадностью осушил её.

      – Сигарету, – указала единственная уцелевшая рука в сторону изорванных копчёных тряпок, валяющихся на земле у матраса.

      Митрофан с лёгким отвращением развернул тряпки и с удивлением понял, что это военная форма; засунул свою руку в единственный уцелевший карман и достал оттуда портсигар и зажигалку.

      – Ой, спасибо, малой! – испепелённые губы начали источать едкую никотиновую дымку, быстро растворяя сигарету в тусклом мареве пространства. – Постой. Не уходи. Присядь где-нибудь.