Кора осмотрелась и тут же обнаружила источник запаха: на подоконниках двух небольших окон стояли баночки из-под краски и пыльные граненые стаканы с торчащими из них кистями.
Она уже не в больнице, она в гостях у художника.
Вечером накануне все произошло так быстро, что Кора не успела сложить два и два. Пришел врач, сказал, что всех выпишут, потому что случилось ЧП и нужны койки для тяжелых с «Норд-Оста».
Посыпались вопросы, от которых доктор лишь нервно отмахнулся. В дверь палаты стремительно вошла матушка Мария, следом за ней Иван. Кору повезут на долечивание в Сергиев Посад, матушка обо всем договорилась, сама она остается в больнице на ночь, они увидятся завтра.
Все это было сказано на ходу, под шум и грохот пробегающих по коридору людей и крики, что доносились из раскрытой двери. Кора разволновалась, пошла обнять на прощанье девчонок из палаты, чуть не забыла свой паспорт, принесенный минутой раньше медсестрой, и коротенькую, на треть листа, выписку из истории болезни, написанную от руки. Видимо, набирать в компьютере, а затем распечатывать не было времени.
Маме она позвонила уже из машины. Та ее успокоила, что в курсе, и пусть Кора едет с матушкой Марией – так для нее будет лучше… пока.
В дверь комнаты постучали.
– Доброе утро, матушка! – проскрипел трескучим тенорком художник. Он вошел, держа перед собой картину в большой, тяжелой раме с облезшей позолотой.
– Вот, думаю, она к вашему присутствию в этой светёлке оченно подойдет! – сказал художник, постреливая на нее глазами из-за рамы.
Силясь вспомнить имя-отчество хозяина, Кора ухватилась за спасительную тему:
– А… матушка Мария придет?
Художник сделал благоговейное лицо, посмотрел куда-то вверх и произнес с блаженным видом:
– Матушка после заутрени болящих навещает. Ну, а мы-то с вами…
В сенях загрохотали пустые ведра. Потом все стихло. Художник дернул шеей и почему-то шепотом произнес:
– Иван вчера в ночь уехал. Грешить-то! В ночь! А не согрешишь – не покаешься… – Художник смешно посопел носом, высоким и писклявым голосом противно подхихикнул три раза, потом осекся и перекрестился.
– Василий! Матушка Мария на родник просила съездить. Тара у тебя есть какая-нибудь? – судя по силе голоса, Иван стоял прямо за дверью.
– А… так входи, Иван! – засуетился Василий (теперь Кора знала его имя).
Дверь открылась, Иван шагнул в комнату, оказавшись к Коре боком. Не посмотрел в ее сторону, кивнул: «Здравствуй!» и вышел в сени, бросив художнику на ходу:
– Выйди-ка!
Василий поставил картину на пол и вышел, закрыв за собой дверь.
Кора осталась одна. Схватилась за щеки – они горели.
Зачем она здесь, зачем она среди этих чужих людей?.. Ей надо уйти отсюда. Куда? – Домой… Туда, где случилось то, страшное. Мама наверняка там прибралась и нет никаких следов, но…
Нет, она не может пойти домой. Вероятно, мама это понимает, поэтому и согласилась на помощь матушки Марии. Куда же ей идти?
В дверь