Николь нажала на кнопку, и светофор отчаянно замигал красным, а потом разлился благодушием зелёного цвета. Она перешла дорогу перед взмыленными автомобильными мордами и ступила на поля, обросшие сплетнями, именами королей и пророков, туристами и деловитыми гражданами с кучей мосек на поводках. Но сейчас поля были пустынны, и только распутный дождь требовал внимания и ласки.
– Потише, приятель! – крикнула Николь, подставляя под ливень лицо.
Намокшее платье плотно обтянуло её фигуру. Синяя ткань потемнела и в свете фонарей гляделась угольночёрной. И танец начался…
Мир затих, замерев на галёрке и в партере, а на траве, сумевшей устоять под многочисленными ногами прохожих, возникло колдовское действо – любовь-сражение, любовь-невозможность, любовь-запрет, любовь-контрабанда. Любовь, прошедшая судороги непонимания и насилия. Любовь, вывернувшая себя наизнанку. Любовь, дерущаяся и отступающая. Любовь, пьющая раскалённый грог и всполохи гигантских молний. Любовь, отдающаяся настолько, что пронизывает до дна бездны и души.
Мигель стоял в стороне, осознавая, что не сможет подойти к Ведьме из Сен-Кло, несмотря на то что её танец слился с бешеным стуком его сердца. Он понимал, что похож на юнца, подглядывающего в замочную скважину чужой спальни, где двое взрослых опустошали и наполняли друг друга жизнью. В эту ночь Николь выбрала для себя майский дождь – каторжника, едва успевшего сорвать с себя клетчатую куртку.
Глава четвёртая
Июнь выдался жарким, и болтливый ветер всю дорогу донимал Николь рассказами о море, белом песке пляжа, загорелых и уже облезших отпускниках, о модных купальниках и старых как мир игроках в любовь. Она попробовала отделаться от него в городе, пристроив к голубиной стае, но ветру наскучило париться в толпе людей, птиц, машин и прочих обитателей мегаполиса, и он легкомысленным шарфом улёгся на плечах Николь, завязавшись изящным бантом.
Поезд, протяжно вскрикнув, покатил дальше, отстукивая по рельсам не то песни, не то заклинания, оставив девушку на платформе чистенькой станции. Прямо за ней – до самого горизонта – полыхал луг, заросший алыми маками. Полгода назад Николь увидела этот образ в мыслях старой кружевницы, когда танцевала во внутреннем дворике «Гильдии золотошвеек». Это название оставалось неизменным уже несколько веков, вызывая уважение своим постоянством и соответствием давним канонам изящного. Мадлен, уложив на колени артритные пальцы, грезила с открытыми глазами, отыскав где-то в закоулках памяти летний вечер и гигантское покрывало, вышитое природой. Никогда раньше Николь не навещала места чужих иллюзий, но сегодня что-то подтолкнуло её, снабдило чувствами другой женщины и отправило в путешествие, словно девчонку, решившую найти Изумрудный город.
Солнце, мягко покачиваясь на кронах далёкого леса, потихоньку сползало вниз, оставляя в воздухе запах придорожной пыли и терпко-нежный аромат цветов.
Мир отодвинулся, став крохотным,