– А как я узнаю, что вы?..
Она хотела спросить: «Как я узнаю вас, когда вы переродитесь?» Но не успела. Потом она будет ругать себя за это. И долго не сможет себе этого простить.
Охотник не ответил. Руки, сжимавшие руль, внезапно расслабились и упали вдоль тела. Ирка смотрела на него, смотрела на смерть человека, который только что вытащил её из такой же пропасти. Из запертой ловушки. Из Запределья.
Но ему самому уже никто не сможет помочь.
Пока не сможет. Зато потом он воскреснет.
Ирка тяжело вздохнула, отвернулась и стала смотреть в окно.
«Нива» летела сквозь облака. Жизнь вновь распахивалась перед ней в сиянии мельчайших капелек тумана, в яркой весенней зелени, в чарующей пустоте заброшенного шоссе. Жизнь, которую Ирка почти потеряла, а теперь снова обрела – нет, обретала прямо сейчас. Только вот стоила она очень дорого.
«Когда ты переродишься, – подумала Ирка, – я тебя найду».
Она открыла флакон. Рубиновая жидкость не имела запаха, но вкус был очень знакомый: солоноватый, с металлическими нотками. Вкус железа, вкус жизни, вкус крови.
Машина увеличила скорость. Мимо проносились полосы тумана – земля отдавала назад влагу после дождя. Точь-в-точь облака, точь-в-точь небо. Ещё немного – и звёзды!
«Я лечу-у-у-у-у!» – подумала Ирка и закрыла глаза…
Границы неопределённости
Ян Келлер
– Какая-то она ненастоящая, – еле слышно проговорил Роберт. – Как кукла.
Лиля шикнула на мужа и покосилась на маму девочки – не услышала ли. Хотя, признаться честно, подобная мысль прочно укоренилась в её голове, едва они вошли в комнату. Комната тоже была ненастоящая, не детская, не подростковая, не жилая. В ней пахло неестественной чистотой и стерильностью, словно воздух законсервировали. Виниловые обои, белые в серый рубчик, натяжной потолок с холодными белыми светильниками, светлый ламинат, белая немногочисленная мебель – кровать, письменный стол, платяной шкаф, пара табуреток. Ничего лишнего, ничего, что намекало бы на то, что здесь кто-то живёт. Декорации в театре теней. И она, Мила, такая маленькая и тонкая для своих шестнадцати лет, словно шарнирная кукла.
Мама Милы просила подождать, пока закончится занятие. Лиля смотрела на двух подростков и не представляла, как кукла может научиться чему-то у человека. Зря. Потому что всё было наоборот. Мальчик, сидящий рядом с Милой, на вид лет тринадцати, тупо пялился в тетрадку, глядя за ловкими движениями шариковой ручки, зажатой тонкими пальцами. Мила глядела сквозь плотную завесу тёмных волос и не замечала ничего вокруг.
– Дискриминант меньше ноля, значит уравнение имеет два комплексных корня, – пояснила она, отложив наконец ручку.
Мальчик пригладил чёлку и растерянно посмотрел на своего юного репетитора.
– Мы такого не проходили… Вроде.
Руки-шарниры