Но… что-то случилось со всеми, что-то странное и удивительное, и даже болонка тёти Клэр, наконец, перестала сопеть и поскуливать. Комната наполнилась теплом и уютом от загадочно мерцающих свечей. Не стало сквозняка, который тянул по ногам из щелей между наспех сколоченных досок, и бесновавшаяся за окнами стихия почему-то перестала внушать страх.
И только Иррис видела, что происходит на самом деле. Как от пальцев Салавара Драго в воздухе разливается невидимый огонь – дрожащее марево, похожее на то, что идёт от раскалённый земли в самый жаркий летний день. Как этот огонь колышется и ползёт, словно туман, обволакивая каждого. И гипнотизирует всех, сидящих в комнате, заставляя выполнять волю хозяина. Огонь, которого, похоже, никто, кроме Иррис, не видел и не чувствовал.
Она смотрела на прозрачные горячие волны как заворожённая, не в силах отвести взгляда от этой невероятной картины и, не замечая того, как внимательно Гасьярд Драго наблюдает за ней из кресла в тёмном углу, в котором он расположился.
А когда, наконец, чай был подан, когда разговор потёк плавно о непогоде, шторме, сломанном колесе и красотах Мадверы, Иррис внезапно услышала за плечом тихий голос:
– Значит, ты видишь это?
Она вздрогнула и обернулась. Гасьярд Драго стоял прямо позади неё, прислонившись плечом к боковой стене камина.
– Вижу – что?
– Огонь.
– Огонь? – усмехнулась она. – Его все видят.
– Не этот, – кивнул он на пламя в камине и добавил тихо, – живой огонь.
Она почему-то смутилась и отвела взгляд. Это плохо. Видеть магию – это опасно. Это может стоить жизни, и уж в обществе незнакомцев точно не стоит признаваться в том, что ты видишь нечто подобное. Но от взгляда Гасьярда Драго не так легко было укрыться. И ей внезапно подумалось, что про таких, как он, говорят: «Взгляд у него, как у змеи».
– Кто ты? И как тебя зовут? – он спросил также тихо. – Ты не похожа на остальных.
Тётя успела представить всех, пока Иррис ходила за свечами.
– Меня? – она растерялась.
Что-то пугало её в этом тихом голосе, она чувствовала, что и в нём есть магия. И в голосе, и в этом вопросе, и совершенно неожиданно, сама не зная зачем, произнесла своё имя по матери:
– Я Иррис… Иррис Айфур. Племянница тёти Огасты.
На лице Гасьярда Драго застыло странное выражение растерянности и недоумения, как если бы она сказала какую-нибудь глупость. Он коснулся пальцем переносицы, будто поправляя невидимые очки, и усмехнулся.
– Айфур? В самом деле? Кто дал тебе такое… странное имя? Совсем не коринтийское. Или ты сама его придумала?
– Сама? Что за вздор? – фыркнула она. – Это имя рода моей матери.
– Рода твоей матери? –