Зарисовки моей души. Валерия Иванова

похожи. Интересно стало, что они собой представляют, как сложились их судьбы? Руки зачесались – рисовать захотелось. Села на скамейку и достала из сумочки блокнот и карандаш. Мужчину, стоявшего недалеко от меня, изобразила в образе машины – старой, раритетной, ценной. Мне почему-то казалось, что он работает в автосервисе – руки у него все в мазуте, хоть и видно, что отмыть пытался. И пахнет специфически: бензином, маслом и металлом. Девушку лет девятнадцати изобразила в виде цветка – она нежная и хрупкая, сорви – завянет. Бережно относиться нужно. Любить. Пожилую пару чуть дальше по платформе соединила в орех: две половинки с одной сердцевиной, такие же сморщенные, но прочные. Мне нравилось рисовать нечто свое. То, как я вижу людей. Иногда это предметы, иногда просто цветные пятна, мазки, иногда фигурки. Никогда не знаю, что получится в итоге. Это мой собственный мир, который никто не понимает. Да и не нужно…

      – Мамуля! – закричала Ника и обняла меня сзади – я так увлеклась рисованием, что пропустила поезд.

      – Вероника, – подскочила, обошла скамью и обняла дочку. – Хорошая моя! Как же я скучала, – прижимала к себе дочь, гладила по волосам и спине.

      – И я скучала, мамочка.

      – Дай, я посмотрю на тебя, – немного отстранилась, осматривая: похудела и волосы обрезала, но все такая же – мое солнышко. Так похожа на меня: каштановые волосы, каре-зеленые глаза и те же черты лица. Снова прижала к себе. – Моя девочка. Ладно, пошли скорее, заберем из школы Никиту. Нина дома праздничный стол готовит.

      Вероника засмеялась, а у меня сердце быстрее от счастья застучало.

      – Тогда пошли! Надеюсь, Нина организует пельмешки – все время о них мечтала.

      Дочь обняла меня за талию, и мы направились к выходу с вокзала.

* * *

      Мы болтали, не переставая. Мне нравилось быть в курсе всех событий жизни дочки. Мы с ней подруги – не побоюсь этого слова. И плевать, что другие говорят. Я – мать, и сама знаю, как нужно строить отношения со своими детьми. Может быть, потому, что у нас разница в возрасте с Вероникой всего семнадцать лет – не знаю… Родила ее рано и никогда не жалела об этом. Узнав, что забеременела, почувствовала себя невероятно счастливой. А когда Вова деньги на аборт предложил, ушла от него и к родителям переехала. Они поддержали меня, сказали – воспитаем. Я и не сомневалась… Но сердце болело, и душа кричала – Вову я любила без памяти, так сильно и мощно, что самой страшно было.

      Помню, как увидела его. В тот день лил сильный дождь, а я без зонта и опаздывала на лекцию. Все губы в кровь искусала – переживала. Вова остановился около меня на красивой иномарке и предложил подвести, а я, как взглянула на него, так и пропала, растворилась в его глазах. Сказал бы с крыши прыгнуть – прыгнула бы. В университет в тот день я так и не попала… Все завертелось, словно в самый эпицентр торнадо попали. Он был старше меня почти на целую жизнь: мне тогда едва семнадцать исполнилось, ему – тридцать один…

      Два месяца были похожи на сказку: он снял квартиру, мы жили вместе, любили друг друга… А потом я поняла, что забеременела… Вова тогда много чего наговорил.