– Страх за спиной у нас стоял
И только он нам свою волю диктовал…
С сарказмом ухмыляясь, продолжал:
– Я был одним из тех безумцев,
Что волею своей судьбу людей решал.
Никто из нас последствия не понимал!
Ведь только Бог за нас в ответе,
И, взявши на себя чужую роль,
Чудовищной окажется расплата,
Как жуткая, бессрочная на сердце боль.
Как тяжела она!
С годами, словно ноша тяжкая приходит,
И с каждым годом тяжелей и тяжелей.
И, как верёвку ощущаешь ты на шее,
Она петлю затягивает всё сильней.
Она с годами душит, душит,
И смерти ждёшь, как облегченья,
Уйдут страдания, мученья,
Когда накроют каменной
Могильною плитой —
И лишь тогда ты обретёшь покой.
Продать детишек двух решили,
Построить новых лодок строй…
О Боже, как мы слепы и безумны были
И как уверенно мы думали о том,
Что благо мы творим,
Спасаясь от голодной смерти!
Но обернулось всё совсем наоборот,
И жизнь взяла нас в оборот.
Жестокий жребий выбрал жертвы:
На серебро мы обменяли
Две невинные души:
Девчушку милую – в служанки,
Парнишку в армию продали —
На долгих десять лет!
Хоть душу разрывало жребия решенье
И совесть изнывала, мучили сомненья,
Но «правило Собрания» вступило в силу,
Вердикт УЖ на́м своею волею велит
И строго требует решений исполненья!
Тут обхватил он голову руками…
– Они уж собирались обручиться,
Но мы убили их любовь
И я не ведал, что творится,
Хоть видеть мог.
И продолжал свой мрачный монолог:
– И горе потекло, как лава,
Не прерывая поглощающий поток:
Мать Миро умерла, не приходя в сознанье,
Отца его мы утром выловили в море,
Он пережить такого горя, видимо, не смог.
И как погас огонь костра —
Обычай дани погребальный,
Так в ту же ночь Камуры дом
Сгорел дотла,
И утром мы нашли её родных
Лишь обгоревшие тела.
И крики душ умерших,
И вины признание
Сердца на части разрывали нам,
Не позволяя дальше жить
В родной деревне,
В одно мгновенье ставшей нам чужой.
Закончив монолог, трагедий полный,
Старик как будто бы видением сражённый,
Закрыв лицо руками, сквозь рыданья
Сам с собою продолжал:
– Камура! Радости творение!
Она, как сад цветущий, согревала нам сердца,
Теперь, как наказание, терзает душу,
Во мраке вечном восстаёт она.
В тот день, с любимым расставанья,
Покоя не даёт растущая вина,
И образ в памяти всплывает бесконечно
Трагедией и скорбью искажённого лица,
Как