– Это чья хибара? – указал Каратист на рубленый домишко, одно окошко которого светилось и сквозь стекло виднелось два женских силуэта.
– Эта? – переспросил Мелюзик. – Да это же этого…Ых…Как его…Ну…А-а-а! Кобзы же. Кобзы.
– Который…х-хе…герой труда? – уточнил Жерздев.
– Ага, – угодливо «подшестерил» Мелюзик.
– Он же, кажись, за длинным рублём куда-то подался? – сняв рукавицу, припоминающе прикусил грязный палец Каратист.
– Да-да. Всё-то ты знаешь, – «метал бисер» перед ним Мелюзик. – А его мочалка… Эта…Альфия – вона сидит.
– Которая с коммутатора?
– Она, она, – поддакнула «шестёрка».
– Орденоно-о-о-сец…, – приценивающе протянул Жерздев. – У меня деда красные пидоры раскулачили, а герои труда, вишь ты, деньгу зашибают да красную икру жрут. А ну, айда, пощупаем его мочалку.
И он решительно свернул с накатанной и широкой снежной дороги на узенькую тропинку, ведущую к домику Кобзы.
– Ну, вы, мужики, как хотите, а я айда до хаты, – вполголоса пробормотал Сидорчук, и продолжил было движение к колонии.
Если Сидорчук дважды «залетал» по пьянке на нары из-за воровства, то Каратист, тоже «мотавший вторую ходку», – за злостное хулиганство. Его из Выйской колонии строгого режима, где он отбыл три четверти срока, вывели на поселение исключительно потому, что нашёлся и там свой растащилов. Естественно, «не за просто так». В результате Жерздев, фактически не вставший на путь исправления и являя собой «отрицалово» – то есть, отрицательно настроенного осуждённого, оказался на Вёпсе. Ясно, что «мужику» Сидорчуку вовсе «не улыбалось», «идти прицепом» за ним. Быть «подельником» с таким «оторвой» – участь крайне неблагодарная. Тем паче, что у того, видимо, от давно не пробованного самогона «крыша поехала».
– Куда! – волчком «крутанулся» Каратист, различив последние слова «отказника». – Куда, чудак на букву «мэ»! Урою, нах-хер, паскуда!
И он так сжал ворот «телаги» Сидорчука, что у того шейные позвонки захрустели. Захрипев от удушья, тот задёргался в его руках. Да не тут-то было: от Жерздева «за просто так» не вырвешься. Лишь когда «мужик» начал обмякать в его смертельных объятиях, Каратист ослабил железную хватку.
– Усёк!? – напоследок «отвалил» он Сидорчуку оплеуху.
– Кха-кха…Кха…У-усёк, – полузадушено прохрипел тот.
– А ну пош-шёл! – неожиданно и ни за что ни про что Жерздев пнул под задницу Мелюзику, который и в мыслишках не порывался ему перечить.
«Шестёрку» подбросило на полметра, и он покорно и поспешно, путаясь в собственных ногах, в полуприседе засеменил по тропинке, ведущей к домику. Так передвигаются проштрафившиеся и обмаравшиеся шкодники. За ним следовал морально сломленный Сидорчук, а замыкал «шествие сутулых», привычно сцепивших руки «в