Первые дни в Янтарном Утесе прошли как в тумане. Видел я тогда совсем скверно и не решился бы спуститься на кухню. Однако с того момента прошло достаточно времени, чтобы освоиться и не налетать на углы, так что в помощи поводыря я уже не нуждался, о чем и сообщил Высочеству накануне. Но, видимо, сказал недостаточно ясно: почему-то он решил, будто мне еще рано полагаться на свои глаза. Не успел я дойти до лестницы, как увидел там этого мрачного зануду.
– Экий ты нерасторопный, – съязвил он, цапая меня за рукав и без колебаний увлекая вниз за собой, точно младенца какого. – Девки и то быстрей корсет шнуруют.
Если бы он сделал вот так месяц назад, я бы, наверное, убил его. Прямо на месте. А теперь только молча попытался выдернуть руку из этой здоровенной клешни, но Фарр держал крепко и лишь хмыкнул в ответ на мой злобный взгляд. Самоуверенный мерзавец!
С чего он вообще решил, будто имеет право обращаться со мной как со своим младшим братом?!
Проклятье, я знал – с чего. Сам открыл ему эти двери в Таронском ущелье, ведь другого выхода не оставалось. Там, среди скал, протягивая руку своему врагу, я уже догадывался, что случится дальше, только это не имело никакого значения: мы оба понимали – действовать надо быстро. В первый миг, когда наши ладони соприкоснулись, я подумал, что потеряю сознание. Я ощутил всю тяжесть камня, падение которого пытался остановить мой враг, и огромную ошеломительно прекрасную Силу этого белого принца. А за ней – усталость, отчаяние и лютый страх потерять ту, что значила для него так много. Слишком много.
Ей-богу, некоторые вещи лучше не знать…
А потом не осталось ничего. Ни его, ни меня, ни страхов, ни сомнений. Только этот поток, который соединяет все в мире: небо и землю, свет и тьму, жизнь и смерть… и жалких букашек, именующих себя людьми. Кто-то из нас отбросил камень в сторону. Наверное, все-таки Фарр. А гнев земли точно усмирил я. Оказалось, что это так просто, когда твоя Сила сплетается с Силой другого мага! И так восхитительно.
Казалось, больше нет никаких преград.
Фарр чувствовал то же самое: восторг, ужас, потрясение. С ним, как и со мной, подобное случилось впервые. Я не видел его лица, но мне это было и не нужно, я просто знал. Знал про него все. А он – про меня. Мы оба поняли, как у нас много общего. Слишком много. И слишком велик был соблазн повторить пережитое – связать наши силы и стать единым целым.
Огненным смерчем, способным уничтожить все препятствия на своем пути.
Только о таком обычно не говорят вслух. Вот я и помалкивал.
А в доме Патрика вообще старался рта лишний раз не раскрывать. Тем более что моего соперника здесь любили как родного сына, и, брякни я про него чего лишнего, едва ли снискал бы одобрение.
Но иногда молчать было решительно невозможно.
– Да отстань ты от меня, дубина!