Донья Мария Хосе подняла слезящиеся глаза, пытаясь разглядеть меня сквозь свою мантилью.
– Вы почти так же прелестны, как донья Мария Каталина, только чуть темнее. Возможно, вы будете переносить загородные условия лучше нее. Бедняжка. Такая нежная конституция.
Меня будто окатили ледяной водой. Первая жена Родольфо… И как я не подумала, что о ней будут говорить.
Я изобразила на лице озабоченность и кивнула в знак согласия. Впервые я встретила человека, который действительно знал первую жену Родольфо, а не просто передавал очередные гадкие сплетни о ней. Стоило расспросить Марию Хосе о преждевременной кончине первой доньи Солорсано…
Но сама идея была мне отвратительна. Не такая прелестная, темнее ли, светлее – теперь я была доньей Солорсано. Родольфо и все, что ему принадлежало, было моим. Я честно выиграла эту битву.
Отвращение зудело у меня под кожей, когда я наблюдала за доньей Марией Хосе. Женщины вроде нее любили раздавать советы молодым женам, поэтому я увела разговор в сторону от мертвых женщин и цвета лица и стала задавать донье пустяковые вопросы о браке. В ответ на ее реплики кивала и улыбалась – тогда, когда требовалось. Но мысли мои были далеко.
Она вызывает некий… интерес.
Интерес всегда приводил к сплетням, а сплетни, будь они злонамеренные или нет, всегда откуда-то происходили. Может, поводом для разговоров послужило безразличное отношение Хуаны к своему внешнему виду. Может, дело было в ее грубости. Она решительно не вызывала у своих знакомых той же симпатии, что ее почившая невестка.
Эти мысли преследовали меня весь вечер, закручиваясь в голове, словно пряди, которые я при свете свечи вплетала в косу, сидя на стуле у трюмо. Я не рассказала Родольфо о разговоре с доньей Марией Хосе, хотя вопросы разрастались в груди сорняками и их корни прочно укоренялись в ребрах.
Я все еще не могла расспрашивать его о многих вещах. Наша новообретенная близость была неравномерна: я помнила запах, исходящий от его теплого горла, я знала ритм его дыхания во сне, но я даже не догадывалась, что за мысли скрывались у него в голове. Между нами тянулось неизведанное молчание, долгое и полное тайн. Чего Родольфо боялся? Зачем скрывал от меня Хуану? Если он так любил Сан-Исидро, то почему избегал его столькие годы?
У меня было так много вопросов… Но я прикусила язык и обернулась. Родольфо, лежащий в постели, завернулся в белые простыни, и дыхание его стало глубже; локон бронзовых волос упал ему на лоб и прямой, заостренный нос. Спящий принц под воздушным саваном.
Но каким бы красивым он ни был, я не испытывала к Родольфо никаких чувств, когда принимала