– Может, нам снова отвести его к доктору?
У меня не получается подавить вздох.
– Просто вдруг это поможет, – не отступает Джемма. – Может, нам предложат более эффективные стратегии взаимодействия с ним?
Я качаю головой.
– Они просто скажут, что это наше воспитание, Джем. Он неплохо учится, хотя ведет себя тихо, не очень общительный, но и проблем в школе не доставляет.
Джемма выпрямляется, опираясь на изголовье.
– Я недавно прочитала статью о детях-аутистах, маскирующихся в школе. Судя по всему, это распространенное явление.
– Он не аутист, Джем. Наверное, нам нужно просто принять, что мы благословлены трудным ребенком. А может, мы все делаем неправильно. Кто знает?
Джемма кивает, забирается обратно под одеяло и опускает маску на глаза.
– Мне нужно поспать. Завтра много работы.
– Хорошо, спокойной ночи. Увидимся утром.
Я отворачиваюсь и смотрю на полосы света на стене, гадая, о чем она думает, чего не говорит мне. Уверен, раньше мы знали мысли друг друга, за исключением тех темных, которыми никто с другими не делится. Мы были так близки, а теперь лежим в одной постели, а между нами пропасть шире Тихого океана. И внезапно я осознаю, как сильно скучаю по ней.
Элфи
Я открываю мою особую коробку и проверяю, там ли каштаны. Прошлым вечером я положил их туда и спрятал под кроватью. Не думаю, что кто-то мог пробраться туда, пока я спал, но хочу проверить на всякий случай, вдруг монстр или кто-то еще прошел через парадную дверь.
Они все еще там. Я вытаскиваю их из коробки и считаю. Шестьдесят три и один в кожуре, значит, шестьдесят четыре. Мои каштаны очень гладкие. Я тру их об лицо. Люблю их. Я люблю их больше всего, как и лего. Папочка говорит, что я помешан на них. Помешан означает, что я не могу перестать думать и говорить о чем-то. Папа груб со мной, когда я помешан. Он кричит и говорит мне делать что-то как нормальный ребенок. Наверное, он имеет в виду, как другие дети на улице или в школе. Возможно, у них нет особенных вещей, как у меня. Я люблю, когда любимые вещи застревают в голове. Тогда там нет места для волнений. Вот только случается, что я бываю помешан на вещах, которых у меня нет и быть не может. Мне это не нравится, потому что они крутятся у меня голове, пока папочка не достанет их для меня, и тогда я чувствую себя лучше. Но иногда он говорит «нет», и это злит меня. Тогда я плачу, и моя голова болит. Я ненавижу папу за эти «нет». Иногда мой мозг говорит мне, что я хочу, чтобы он умер и не мог сказать «нет», а я смог принимать решение как взрослый. Не думаю, что я хочу, чтобы папочка умер, потому что люблю его, но иногда мой мозг говорит подобное. Не люблю, когда мозг так поступает. Может, я ужасный Генри[9], потому что он тоже проказник. Не хочу быть им, но иногда мой мозг говорит, что я такой.
Я снова подсчитываю каштаны на тот случай, если я потерял один. Считая их, я по очереди выкладываю их на кровать, как учил меня папа, чтобы не перепутать и не посчитать один и тот же дважды. Шестьдесят три и один в кожуре. Шестьдесят четыре. Мой любимый – в кожуре: он самый большой и волшебный.