И все кончилось. Ни бури, ни холода, ни голосов. Веки отяжелели, и Богдан понял, что проваливается в сон.
Просыпался он медленно и, будто бы, отрывками. Открывал глаза, чувствовал тепло и слабость, видел смутные, неясные тени, пляшущие перед глазами. И снова проваливался в темноту. В следующий раз выныривал, различал какие-то звуки – шорохи, скрип, стук, шаркающие шаги. И мир опять отключался. Сколько это продолжалось – Богдан не понимал. Тьма то накрывала с головой, снова, как тогда на озере, утягивая на самое дно, то отступала, превращаясь в серый сумрак. Но главное, что радовало – это обволакивающее тепло. Выжигающий все изнутри холод отступил. А окутывающее тело тепло было ласковым – как ластящийся кот. Богдан пытался бороться со слабостью и тьмой, но ничего не выходило. Лишь далекий тихий голос посмеивался где-то на границе сознания и призывал спать и набираться сил. И Богдан слушал этот голос, расслабляясь. Чувствуя, как в очередной раз тяжелеют веки, а дыхание успокаивается, сердце замедляется и сон накрывает беспомощное тело.
Иногда чьи-то сильные руки приподнимали его над кроватью. Следом в рот заливалось что-то горькое, пахнущее терпкими травами. В горле разгорался жгучий костер, но вскоре утихал. И Богдан чувствовал, как отступает слабость. С каждым разом все дальше и дальше. Скоро Богдан уже мог не засыпать столько, чтобы успеть расслышать тихий, чуть смеющийся голос. Он разговаривал с кем-то, но не получал ответа. Как будто хозяин голоса вовсе беседовал сам с собой. Задавал вопросы. Рассказывал какие-то истории, которые тут же стирались из памяти, посмеивался. Ходил по скрипящему полу, останавливаясь то там, то здесь. Подходил к кровати, на которой лежал Богдан, и долго смотрел на него. Богдан чувствовал этот взгляд и силился открыть глаза, чтобы, наконец, увидеть хоть одну живую душу. Но в этот момент усталость волной накатывала на Богдана, и он засыпал.
Сколько времени прошло с того момента, как Богдан провалился в полынью – он не знал. Здесь оно как будто вообще перестало иметь значение. Не было дня, не было ночи. Только редкие разговоры, горькие зелья и шаги, да тихий скрип. Он даже не знал, жив ли он на самом деле. Проснувшись в очередной раз, Богдан твердо решил встать с кровати, чего бы это ему ни стоило. Отяжелевшие веки никак не хотели подниматься. Руки и ноги не слушались, сколько бы Богдан ни пытался себя заставить встать. Тело словно не принадлежало ему больше. И страшная догадка пронзила сознание – он расслоился. Душа отделилась от тела. И на самом деле он умер, утонул там, в полынье, а дух его бродит где-то по комнате. Бочка Петровна рассказывала им однажды, что смотрела очень уважаемую научную передачу. И там сведущие ученые доказывали, что грешники – те, кто плохо ведет себя при жизни, после смерти расслаиваются. Тело их хоронят, а душа бродит беспокойная и страдает. Богдан тогда не поверил в этот бред. Но после встречи с зомби на озере, готов был изменить свое мнение.
– Вижу, проснулся, – раздалось над головой и глаза Богдана раскрылись, как будто по волшебству.