Железо прошила автоматная очередь, из-за контейнера вывалился кучерявый парень, почти мальчик, с пушком над верхней губой и мутными зелеными глазами. Его рука продолжала сжимать тяжелый черный пистолет.
Латиносы отступали. Появлялись свежие силы, люди Барса все прибывали и прибывали. Валил густой черный вонючий дым – горела резина. Выстрелы уже не смолкали, отовсюду неслись стоны и крики, лилась отборная брань на разных языках, кто-то просил о пощаде, кто-то испускал последний вздох. Асфальт был усеян стреляными гильзами и залит кровью. Пуэрториканцы сбивались в небольшие группки и, отстреливаясь, пытались бежать. Это удавалось очень немногим. Один за другим они падали на землю и корчились в судорогах. Все было закончено. С начала разборки до ее финала прошло пять с половиной минут.
На место развернувшейся бойни бесшумно подъехал черный «ауди», из него вышел Барс, окинул окрестности удовлетворенным взглядом, подошел к одному завывающему от боли латиносу с простреленной ногой и, склонившись над ним, произнес:
– Если выживешь, передашь шефу: даю ему сутки на сборы, да? Через двадцать четыре часа здесь не должно остаться ни одного из ваших. Отныне Южный Бронкс – наша территория, да?
Барс брезгливо вытер белоснежным носовым платком ботинки, испачканные кровью, и сел в машину. Издалека послышалось завывание полицейских сирен.
– Валим, да? – хладнокровно произнес он.
Машины мгновенно рванули с места и тут же скрылись в темноте. И вовремя – через несколько минут уже близко раздавался вой полицейских сирен.
А Гриша Грингольц плохо спал в эту ночь. Ему снились какие-то мерзкие, липкие, вязкие сны. Ему казалось, будто что-то тяжелое и темное наваливается на него, становится трудно дышать, непонятное существо душит его и громко хрипит в ухо. Потом бесформенная черная масса превратилась в одного из латиносов. Он противно скалился и шептал что-то Грингольцу. Гриша мог разобрать только отдельные слова, и они ему не нравились. Потом он вдруг оказался на какой-то поляне среди леса. Там были необыкновенной красоты цветы и травы. Гриша лежал на животе лицом вниз и чувствовал их запах. Ему было хорошо, только земля вдруг начала проваливаться, Грингольц летел куда-то вниз, пытаясь схватиться за что-нибудь, но все было бесполезно. Гриша понял, что умер, и тут же оказался на собственных похоронах. Было полно людей, но Грингольц не узнавал никого из них. Они стояли возле ямы, в которую должны будут опустить гроб с гришиным телом, лузгали семечки и плевались шелухой в могилу. Они смеялись и о чем-то оживленно болтали, и до Грингольца дошло, что все забыли, что хоронят его, Гришу. Он хотел напомнить им, крикнул, но не услышал собственного голоса и вспомнил, что мертв.
В испуге, покрытый испариной, Грингольц вскочил на кровати и тут же застонал от боли: ужасно болели ребра и ныла сломанная рука. Гриша пытался прийти в себя от ночных кошмаров, поднялся и поплелся на кухню ставить чайник. Через секунду зазвонил телефон. Грингольц поднял