– Не… Не… – заикаясь, затараторил Серёга. – Не надо!!!
И тут перед его глазами ясно встал тот странный алкогольный сон. А ещё – он сам, вернее – другой он, намного лучше его, настоящего. Сильный, быстрый, отважный.
Серёга вскочил с кровати, путаясь в одеяле, и истошно завопил:
– Сдохни, тварь! Не сдавайся, воин! Живи и славься, народ Земли!
Схватив штатив капельницы, будто копьё, Алёхин ринулся на врага.
И уж пал он на пол, придавленный навалившимися санитарами. И уж вырвали из слабеющих рук его фальшивое копьё. А он все кричал и кричал:
– Сдохни, тварь! Не сдавайся, воин! Живи и славься, народ Земли!
Странно, но в какую-то секунду перед глазами Серёги мелькнуло странное видение. Будто он видит себя со стороны и лежащим не на полу палаты, а посреди площади. Или не себя, а кого-то очень похожего, но куда более молодого и сильного, одетого в странную форму, то ли военную, то ли полицейскую. Того себя, из алкогольного сна. Неподалёку корчится, подыхая, крылатый монстр. Валяется окровавленный тесак.
Видение мелькнуло и растаяло.
– Живи и славься… – чуть слышно просипел Сергей Алёхин в последний раз и потерял сознание…
Злая, добрая и шутница
– А я вот… больше наши, русские, сериалы люблю! – с вызовом произнесла Генриетта Ильинична, гордо выпрямив спину, много лет мучимую жестоким радикулитом. – Чтоб про наших людей, чтоб всё понятно. Чтоб без развратов всяких там заморских! Наши, родные.
– Да ты у нас, дорогуша, патриотка… – хихикнула Роксолана Владленовна, встряхнув кудрявой шевелюрой, некогда огненно-рыжей. Но уловив в движении густых чёрных бровей подруги признаки надвигающейся бури, торопливо добавила: – Да я и сама такая, всё наше люблю, а не заморское! Хотя, конечно, иногда хочется на жизнь заморскую поглядеть. На пальмы, пляжи, дворцы. – Роксолана театрально закатила свои зелёные, с хитрым бесёнком в глубине, глаза. – На красивых мужчин. Загорелых, мускулистых… Ах!
– Не спорьте, девочки, – примирительно проворковала Матрёна Егоровна своим бархатистым контральто. – На вкус и цвет, как говорится… Каждому – своё. Вы лучше поглядите, вечер какой!
Вечер был расчудесным. В палисаднике благоухала буйно цветущая вишня. Лёгкий тёплый ветерок отгонял первых несмелых майских комаров. Три старушки, три верные подруги, сидели на лавочке у подъезда. Помимо сериалов, подружки успели обсудить цены в магазинах, неизменно растущие. Политиков, неизменно ворующих. А также дюжину других, не менее интересных, вопросов и тем. Пора было, кажется, и расходиться. Но, хотя Матрёну Егоровну ждали дома внуки, Генриетту Ильиничну – ленивый и голодный муж, а Роксолану Владленов-ну – три кота, старушки продолжали сидеть на скамейке как приклеенные.
– Ну, девчонки, похулиганим? – подмигнула некогда рыжая Роксолана подругам и принялась разминать кисти рук, словно фокусник перед выступлением.
– А похулиганим!