Спартак. Рафаэлло Джованьоли

таковой существует; поэтому он стал следить за Криксом. Так как галл был частым посетителем таверны Венеры Либитины, Сильвий в течение шести-семи дней приходил туда ежедневно, а иногда и по два раза в день. После долгих зрелых размышлений, узнав, что в этот вечер в таверне соберутся начальники манипул и Крикс тоже примет участие в сборище, Сильвий решился на хитрость – забрался под обеденное ложе как раз в момент прибытия гладиаторов, когда внимание Лутации Одноглазой было отвлечено их приходом, и никто не обратил внимание на его неожиданное исчезновение.

      Сильвий Гордений рассказывал все это вначале отрывисто и бессвязно, дрожащим, прерывающимся голосом, а к концу весьма живописно и витиевато. Крикс, внимательно наблюдавший за ним, несколько секунд молчал, а затем медленно и очень спокойно произнес:

      – А ведь ты редкостный негодяй!

      – Ты меня переоцениваешь, благородный Крикс, я, право…

      – Нет, нет, ты опаснее, чем кажешься на первый взгляд! С виду ты сущий баран и труслив, как кролик, – а посмотри-ка, сколько у тебя ума и хитрости!

      – Я же не сделал вам ничего дурного… я лишь выполнял приказ моего господина… Простите ради моей искренности… А кроме того, клянусь вам всеми богами Олимпа и Аида, что я никому, никому, даже Верресу, не скажу ни слова о том, что здесь случилось. Мне думается, вы можете подарить мне жизнь и отпустить на все четыре стороны.

      – Не торопись, добрый Сильвий, мы еще поговорим об этом, – с усмешкой ответил Крикс и, подозвав к себе семь или восемь гладиаторов, обратился к ним: – Выйдемте на минуту.

      Выходя первым, он повернулся к остальным и сказал:

      – Стерегите его… только не причиняйте ему вреда.

      Вместе с теми, кого он позвал, Крикс прошел через главную комнату таверны и вышел в переулок.

      – Как поступить с этим негодяем? – спросил Крикс товарищей, когда те окружили его.

      – Чего там спрашивать? – ответил Брезовир. – Прикончить, как бешеную собаку!

      – Отпустить его – это все равно что самим предать себя, – сказал другой.

      – Оставить живым или держать его где-нибудь заложником опасно, – заметил третий.

      – Да и где могли бы мы его спрятать? – спросил четвертый.

      – Итак, смерть? – сказал Крикс, окидывая товарищей вопрошающим взглядом.

      – Улица пустынна.

      – Отведем его на самый верх холма, на другой конец улицы…

      – Mors sua, vita nostra[111], – поучительным тоном заметил Брезовир, нещадно коверкая произношение этих четырех латинских слов.

      – Да, это необходимо, – подтвердил Крикс, сделал несколько шагов к двери таверны, потом остановился и спросил: – Кто его убьет?

      Наступило долгое молчание, и наконец кто-то сказал:

      – Убить безоружного и беззащитного…

      – Был бы у него меч… – произнес другой.

      – Если бы он мог и хотел защищаться, я взял бы это на себя, – сказал Брезовир.

      – Но убить