Ее голос был так же красив, как и лицо. По крайней мере, так показалось Олегу. Впервые он смотрел на женщину не критически, а изначально восхищаясь ею, и в этом ослеплении не замечая ее недостатков. Даже если бы Олегу и обратили на них внимание, он посчитал бы их за достоинства. У женщины оказались не совсем правильные черты лица, немного длинноватый нос с легкой горбинкой, не симметричные губы – нижняя больше, чем верхняя, и по всем общепризнанным канонам красоты она не могла бы претендовать на звание писаной красавицы. Но ведь кто-то считает Мону Лизу кисти Леонардо да Винчи самой красивой женщиной в мире. Так же и Олег счел незнакомку идеальным образчиком женской красоты, в сравнении с которой померкла бы сама Елена Прекрасная, ставшая причиной раздора троянцев и древних греков. Он не мог отвести глаз от ее рассерженного лица и молчал, забыв, ради чего пришел. Ей было лет двадцать пять или чуть меньше. Когда она поднялась со стула, то стала заметна ее фигура вполне сформировавшейся женщины, в которой не было и намека на рафинированную утонченность, но, тем не менее, она была соблазнительной – пышная и тонкая именно в тех местах, где должно быть, чтобы вызывать восхищение у мужчин. И даже у Олега, который до этой минуты имел репутацию женоненавистника, им справедливо заслуженную.
Видимо, у него был такой очарованный вид, что женщина, невольно почувствовав себя польщенной, улыбнулась.
– Если бы вы извинились, то я простила бы вас, – сказала она.
Намек был настолько прозрачен, что Олег не понял его.
– Вы никогда меня не простите, я знаю, – грустно сказал он. – Но попробуйте хотя бы понять. Я захожу в школу, никого нет, слышу какие-то звуки, иду на них, открываю дверь, не зная, что я увижу за ней – и…
– И на этом достаточно, – потребовала женщина. – Что вы увидели – забудьте, по крайней мере, держите в тайне от всех. Это была минутная слабость, не рассчитанная на чье-то внимание. Иногда человеку бывает грустно и одиноко настолько, что он готов выть, как волк на луну. С вами так никогда не бывало?
– Я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо, – выспренно ответил Олег, желая произвести впечатление на свою собеседницу.
– Насколько мне помнится, в комедии древнеримского писателя Теренция так отвечает один из соседей, когда другой упрекает его за сплетни и вмешательство в чужие дела, – не скрывая насмешки, сказала она. – Надеюсь, вы тоже осуждаете его, как и я?
Олег был потрясен. И не смог этого скрыть.
– Впервые в своей жизни я встречаю женщину, которая утерла мне нос, показав более основательное, чем у меня, знание исторической литературы, – произнес он с восхищением. – А ведь я по образованию – историк.
– Если это вас утешит, то я – учитель литературы, – сказала она. – И сразила вас не историческим фактом, а литературным. Так что не впадайте в отчаяние и пессимизм. Кулички – не то место, где может выжить отчаявшийся человек.
Она замолчала с таким видом, будто проговорилась и сказала то, что хотела