Перед глазами только ножки на кресту Христовом.
И испытующий взор настоятеля.
И счастливый зрачок протодиакона: пришел-таки, путаник.
На сегодняшнем собрании Вита снова села рядом с Бьянкой Романовной Таубе – старейшей преподавательницей словесности в институте, окрестившей ежевечерние сборища на кафедре синклитом. В левом глазу у той сверкало скепсисом пенсне, окуляр, как обзывала сама хозяйка, придававшее строгости добрейшему лицу. Житейская невинность и неподкупность Бьянки Романовны, бывшей суфражистки, отрёкшейся от эпатажа в силу возраста и подлости окружающего, стали притчей во языцах у педсостава. Но прежде благородные составляющие ныне повисли веригами на реноме обладательницы. Нынешнему времени претил слишком внимательный наивный взгляд через стеклышко и искренние, осуждающие «перекосы» институтских нововведений замечания. Но со старыми кадрами вынужденно считались, пока считались.
Вита, собираясь выслушать два-три вопроса и не вникая в повестку, намеревалась ускользнуть, едва объявят перекур. Весь день неостановимо тянуло домой. Домой, домой – как сладостно снова произносить, казалось, невозможное больше для неё слово. И пусть не в центре, пусть не в их квартире на Сретенке, а на окраине – в Алексеевой слободе теперь нашёлся кров, про который можно так думать – домой. Место, в какое ты веришь, как в вероятность счастья. Дом Лохвицких, загромождённый пополняемой обстановкой с аукционов, никогда не смог бы стать родным местом.
Квартира адвоката – гавань, в ожидании парома, чтобы переправиться с одного берега жизни на другой, сначала казалась тихой заводью. Со временем, как в качке от волны, нагоняемой проходящим пароходом, закачалось и положение Виты, поселившейся у чужих людей. И пугал даже не сам хозяин, адвокат, под бдительным присмотром супруги – m-me Лохвицкой – умудрившийся не пропустить ни одного смазливого личика в своём окружении и на замызганной лестнице парадного сделать предложение руки и сердца с переселением в меблированные комнаты Солодовникова. Скорее пугал сосед – обновленческий священник. Его музицирования с m-me Сиверс по-прежнему продолжались. Вита же ощущала постоянный шум в ушах, не дающий достигать мелодиям её души. Но при настойчивом ухаживании Вениамина Александровича и возвращении музыки в повседневность Вита постепенно оправилас