Проказы разума. Алексей Макеев

смерть Леонида Шутова. Возможно, если бы он лежал в какой-либо другой палате, я не стал бы размышлять над его кончиной, но поскольку его смерть каким-то образом коснулась и меня – он умер на моих глазах, я вызывал медсестру и врача, то, разумеется, я стал размышлять по этому поводу. «Выходит, Леонид, возможно, умер не своей смертью, а его отравили, добавив в емкость, приготовленную для Шутова, яд, который потом вместе с жидкостью из капельницы попал в его вену. Господи, но кому нужен Леонид, чтобы травить его? Однако возникает вопрос: зачем же тогда врач так упорно желает, чтобы я и медсестра помалкивали о несчастном случае? Хотя логично, Фролов и медсестра любовники, и доктор всеми силами пытается прикрыть девушку. Ладно, посмотрим, как дальше будут развиваться события», – решил я и вошел в свою палату.

      В ней хлопотала медсестра Люба, ставила капельницу Георгию Сухареву, но, завидев меня, она указала глазами на штатив с системой капельницы и объявила:

      – Ложитесь, Гладышев, в свою кровать, и я поставлю вам капельницу.

      Я вспомнил разговор Любы и лечащего врача Фролова, откуда явствовало, что, возможно, Леонида Шутова отравили, подсыпав в препарат для капельницы какой-то яд. А потому категоричным тоном сказал:

      – Нет, нет, спасибо, мне не нужна никакая капельница.

      – То есть как это не нужна? – Девушка, закрепив на руке Георгия пластырем иголку, разогнулась.

      – А вот так! – Я развел в стороны руки, будто акробат, только что сделавший сальто и кланяющийся зрителям. – Я здоров как бык. Обойдусь!

      Люба возмущенно вскинула брови.

      – Но тогда какой смысл вам здесь лежать? Вас же запросто выпишут из больницы за нарушение режима.

      Я с гордым видом сел на свою кровать и объявил:

      – Пусть выписывают, я не против.

      – Да ладно, Игорь, тебе артачиться! – вклинился в разговор Георгий Сухарев. – Люба свою работу выполняет. Чего ты здесь выпендриваешься-то?

      «Тебя-то кто за язык тянет?» – подумал я неприязненно, но промолчал.

      Люба заметила:

      – Выпишут, Гладышев, и больничный лист не дадут.

      Пусть уж лучше мне прогулы поставят, чем отравят и свезут на кладбище, хотел сказать я, но сдержался. Вслух же произнес снова категорично: