Ну, насчёт «спешишь» он загнул, конечно. Более того, я была так голодна, что даже боялась смотреть на еду, которую нам принесли. Поглощала её молча, с закрытыми глазами, совершенно не заморачиваясь тем, что обо мне думают Глеб, другие посетители, официанты. Затем, когда я немного (!) насытилась, на меня нашёл другой стих – словоизвержение. Постоянно перескакивая с одного на другое, я, казалось, пересказала Глебу всю свою жизнь: пристрастия, взгляды, мысли, особенно смакуя последние злоключения. Я даже обрисовала ему тот сон с распятием.
Нельзя сказать, чтобы Глеб был потрясён, хотя слушал достаточно терпеливо, иногда даже что-то уточнял, задавал наводящие вопросы. В общем, индюк – он индюком и остался.
– Не знаю, что с тобой делать, – проговорил он наконец задумчиво. – При таких нервах никто тебя на работу не возьмёт, а если возьмут, то через неделю выгонят. Я имею в виду порядочную, то есть нормально оплачиваемую работу. Даже не могу рекомендовать тебя своим друзьям: как я им в глаза буду после смотреть? Я вообще-то планировал тебя оформить в какой-нибудь из филиалов нашей фирмы, восстановить в должности не ниже прежней, но это совершенно невозможно, ты сама это понимаешь.
Да, всё было на редкость логично, безжалостный киллер-взгляд со стороны. Именно такой я себя вместе с ним увидела и поняла, что он прав, прав, трижды прав, четырежды объективен. Всё тот же замкнутый круг, из которого я не могла вырваться, ничего нового. И что толку дёргаться дальше? Пожалуй, психушка, если выбирать, и в самом деле лучший исход.
Красников не торопил меня, думал о чём-то своём. Наконец он прервал мои грустные размышления.
– Послушай, небольшая консультация. Если бы я вдруг обзавёлся любовницей, как ты считаешь, повысило бы это мой статус на фирме, улучшило бы мои отношения с женой?
Вопрос на засыпку. Голова у меня