Однако Энсадум забыл о боли, стоило ему увидеть, что стало причиной падения.
Это были две прямые, расположенные на земле параллельно друг другу.
Рельсы. Самая настоящая железная дорога.
Металл проржавел. Сохранились только сами рельсы, шпал не было. То ли сгнили за столько лет, то ли их попросту засыпало грунтом. Энсадум разглядывал покрытые коррозией болты в палец толщиной, скрепляющие рельсы. Многие из них стали настолько хрупкими, что могли лопнуть в любой момент. Хотя кого это интересовало? По этой железной дороге тридцать лет не ходили поезда и вряд ли пойдут снова. Во всяком случае, Разрушение не оставляло шансов ни единому механизму, даже самому простому. Смерть механизмов была окончательной и бесповоротной.
Поднявшись с земли, Энсадум посмотрел в направлении, куда уходили рельсы. Они начинались у границы тумана по левую руку и исчезали в тумане справа. Наверное, если двигаться по ним все время, можно прийти в ближайшее поселение. Ведь раньше именно железные дороги соединяли города.
Конечно, всегда оставался шанс просто бродить кругами, ведь пути имели свойство пересекаться, расходиться и вновь сближаться.
Чувствуя все нарастающую головную боль – верный признак того, что с ним пытается связаться куратор, Энсадум опустился на рельсы.
Не раскрыть сознание на этот раз было невозможно.
Он закрыл глаза, чувствуя, как в его голову проникают чужие мысли. Поначалу они состояли из статичных образов, слишком хаотично подобранных, чтобы это было неслучайным: река, дом, луна в небе, чья-то сгорбленная спина, острый камень, округлый предмет, похожий на фрукт или макушку головы. Постепенно поток образов иссяк, а из темноты возникло лицо куратора. Им оказался незнакомый мужчина. На его голове была высокая шапка из красного бархата, шею украшала цепь из переплетенных между собой колец – знак алхимиков крови.
На этот раз Энсадум не стал прерывать контакт. Он надеялся, что кураторы помогут ему выбраться из этой глуши. А еще, как оказалось, ему нужно было видеть перед собой человеческое лицо. Особенно важно это стало сейчас, когда он оказался в одиночестве посреди ничего.
Куратор заговорил, но до слуха практика не донеслось ни звука.
Мужчина продолжал говорить, пока по отсутствию реакции с противоположной стороны не догадался, что его не слышат. Поняв это, он принялся жестикулировать, но и из этой попытки ничего не вышло. Тогда он оборвал контакт. К счастью, на этот раз, покидая чужое сознание, алхимик не стал швыряться обычными ужасами. Энсадум был благодарен ему и за это.
Разлепив тяжелые веки, практик понял, что не оглох. До его слуха по-прежнему доносились звуки: скрип камешков под подошвами, собственное дыхание. Но был и другой – неожиданный странный шум, приходящий из-за границы тумана. Постепенно он усиливался. Что-то приближалось.
Звук был ритмичным, повторяющимся. Тук-тук. Тук-тук.
Парные удары, как будто