– Зайду! – согласился он. – А когда?
– Хотя бы сегодня вечером… – шепнула она.
Пришел. Оглядел комнатушку. Обычное логовище бедной проститутки. Широкая кровать, столик, два стульчика, умывальник, на стенках две олеографии, представляющие обнаженных женщин, и несколько порнографических фотографий. Нетипичным добавлением выглядела швейная машинка и икона Христа с горящей перед ней масляной лампадкой в углу.
– Га! – воскликнул Ульянов веселым голосом. – А что тут делает Сын Божий? Нагляделся, бедняк, на разные потехи, происходящие на этом ложе!
Девушка, уже расстегивающая на себе блузку, вдруг стала серьезной. Искры мрачного гнева засверкали в ее глазах.
– Пусть смотрит! – прошипела она. – Должен знать, что спас мир, а бедных людей не сумел вырвать из нужды! Должны сами себе давать совет, кто как может: один с ножом в руке, а я на этой кровати. Пусть же смотрит!
Ульянов задумался. Представил себе проститутку, полную ненависти и понимания собственной нужды, в минуту, когда дали бы ей нож в руки и сказали: «Иди и мсти безнаказанно!». Погуляла бы она! Усмехнулся помимо воли и с сочувствием взглянул на девушку. Сама того не зная, научила его великому делу – использованию силы ненависти.
Заметила его улыбку и спросила подозрительно:
– Почему смеешься?
Чтобы не выдать свои мысли, ответил:
– Христос для вас был немилосердным, а в то же время горит перед ним лампадка. Поэтому смеялся…
Она пожала беспечно плечами и буркнула:
– Пусть знает, что я в сердце ношу доброту…
Взглянула на гостя и произнесла серьезно:
– Ну и что? Мне раздеваться? Э-э, ты какой-то странный, другой!
– Поболтаем с тобой без раздевания, – ответил он весело. – Не опасайтесь, я заплачу!
– Глупый! Я только за работу беру деньги! – воскликнула она – Я не нищая, которая стоит у церкви с протянутой рукой.
С Грушей Ульянов быстро подружился.
Бывал у ней также, как ее клиент, оплачивая регулярно, и тогда говорила она ему бесцеремонно «ты» и относилась к нему достаточно грубо. Но чаще посещал ее как знакомый и сосед. Угощала тогда его чаем с баранками, разговаривала серьезно, собранная и стыдливая. Перед его посещениями прибирала кровать и выносила умывальник в сени. Возвращаясь к нему, говорила с уважением: «Владимир Ильич», не позволяла никакой вольности себе, и даже шуток.
Когда произошла забастовка на фабрике Злоказова, Ульянов написал прокламацию о тактике рабочих и саботаже, а ее копии раздавала Груша, имеющая там многочисленных знакомых. Ее арестовали, доставили в следственный отдел, голодом, битьем требуя названия организации, к которой она принадлежала. Ничего не сказала и не выдала Владимира. Наказали ее на два года тюрьмы.
Ульянов скоро о ней забыл. Была она для него маленькой, крошечной, едва заметной вехой на его дороге, бегущей в неизвестную даль, где только он один отчетливо видел свою цель, ничем не