Второй охотно ржёт, гы-гы, гы-гы, хлопая ладонью по губам на манер индейцев.
Хенри ничего не отвечает. Нельзя показывать, что от их слов у него огнём горят все внутренности. Старший из парней хватает крюк, которым поднимают повыше велосипеды для починки. А потом перепрыгивает через прилавок. Хенри вырывается, но второй хватает его за руки и крест-накрест прижимает их к прилавку, так что Хенри невольно утыкается лицом в него же.
– Что вы делаете? – спрашивает Хенри в отчаянии.
– Помогаем пигмею подняться повыше, – отвечает тот, что стоит у него за спиной, растягивая последнее слово, потому что одновременно он тащит на себя крюк, выбирая протянутый через шкив на потолке тонкий канат. Хенри чувствует, как что-то пропихивают в шлёвки его брюк. Холод металла под рубашкой. Пальцы, которые что-то закрепляют. Верёвка касается тела, сухая и обжигающая, как наждак.
Парень перед прилавком отпускает руки Хенри, секунда свободы… а затем мерзавцы начинают тянуть верёвку. Брюки врезаются в промежность, и Хенри, раскачиваясь, скользит вверх, прилавок и касса сжимаются в размере, и он зависает под потолком, на высоте нескольких метров.
– Как тебе видок оттуда? – спрашивает один из парней.
Хенри молчит. Хоть этой радости он им не доставит.
– Ну-ка, петрушка, подёргайся! Давай-давай! Да ты не бойся, сейчас кто-нибудь придёт и сжалится над тобой. А если обделаешься, то и подгузничек поменяет, – кричит второй. Он закрепляет крюк на стене, и глаза его блестят от радости и смеха. А потом они оба направляются к выходу.
Звякает колокольчик, блондинистый оборачивается, кричит «Спасибо, хорошего дня!», дверь хлопает, по грязи чавкают, удаляясь, шаги.
Хенри тихо болтается под потолком, молчит.
Сколько ему так висеть, пока его найдут? И что он скажет нашедшим? И переживёт ли, что весь Левангер будет перешёптываться-перемигиваться на его счёт? Чёрт бы побрал этих засранцев! И травлю, и издевательства! И что ж они никак не отстанут, не уймутся, думает Хенри; он пытается повернуться, но не достаёт до каната, верёвка только глубже врезается в спину и жжёт, почти прожигает насквозь. Им овладевает отчаяние, подступают слёзы, но он отказывается плакать. Фиг я вам доставлю такое удовольствие, думает Хенри и стискивает зубы, широко раскрывает глаза и тяжело, глубоко дышит через нос, прогоняя слёзы. Он им отомстит. Как же он им, прости господи, отомстит! Он фантазирует, переписывает случившееся. Вот они входят, его мучители, такие же мерзкие, как на самом деле, но продолжение он в своих грёзах меняет: когда они наваливаются на прилавок, Хенри удаётся остановить их. Он расправляет плечи и взглядом заставляет их замереть. «Обалдели?! Вы что делаете?! – кричит он, заметив, что они теряются. – Если вы ничего не покупаете, проваливайте! Нечего тратить моё время! Понятно?!»
Хенри улыбается, он