Если бы только замыслы его не были тем красивее, чем более ужасную участь готовили ни в чем не повинным смертным. Его вдохновленный разум, давший ему имя, рождает много таких замыслов…
– Да и тебе будет приятно показать, на что ты способна, – он взглянул на меня и улыбнулся, будто и правда хотел порадовать. – Тут не обойтись без твоего умения… туманить людям разум и награждать безумием.
– Я этого не делаю.
– Расскажи это сотням тысяч обезумевших от любви! Я и сам от тебя пострадал. – Его губы улыбались, но глаза были холодны. – Помнишь?
Милую ждал я,
Таясь в тростниках,
Дороже была мне,
Чем тело с душой,
Но моею не стала[10]…
– Помнишь, как ты выставила меня на посмешище? Обещала, что вечером я получу то, чего хотел, но исчезла, а к ложу своему привязала суку.
– А вы пустили слух, будто эта сука и была я, что Фригг превратила меня, чтобы наказать и блудливого мужа, и потаскуху-соперницу.
– Вот видишь, как мы оба находчивы? Мы друг друга стоим! Зато тебя теперь называют сестрой суки, но я не держу на тебя зла, – милостиво закончил он. – Благодаря тебе люди научились сочинять любовные стихи. Так ты поняла меня? Я хочу, чтобы те двое сошлись в поединке и чтобы он продолжался вечно.
– Вечно?
– Да. Ты ведь уверяешь, что только тебе одной должна принадлежать власть над жизнью и смертью, а я зря вмешиваюсь и отнимаю твои права? Вот и докажи это. Ты поссоришь их, сделаешь так, что великие злодеяния нельзя будет искупить никак иначе, кроме как смертью, но сделаешь так, что оба противника будут оживать, пусть бы даже они разрубили друг друга от плеч до пояса. Чтобы это длилось и длилось, много-много лет. Чтобы не осталось на земле человека, альва, аса, вана, дверга, турса, ни одного существа не осталось, кто не знал бы этой ужасной саги.
– И который не ужаснулся бы… твоей жестокой власти?
– И твоему коварству заодно. Видишь, я готов с тобой поделиться всем, что только у меня есть хорошего. И ты несправедливо поступаешь, что… не хочешь разделить со мной…
«Лежанку», – подумала я.
– Мою власть и славу.
– Мне приходится делить с тобой мою власть. Как одинокому путнику приходится делить свое имущество с грабителем.
– Но если все равно приходится, не лучше ли покориться, и тогда нам всем будет хорошо? – Он взглянул на меня так, будто любовно упрекал в неразумии.
– Поклянись… – с колебанием ответила я, не зная, стоит ли ему верить, – что вернешь мне пояс, если я сделаю то, чего ты желаешь…
– Для меня? – Он в ожидании подался вперед.
В его глазах заблестела надежда. Он уже забыл о тех несчастных, которых обрек на вечную славу. Сколько власти и славы не забери, от себя не уйдешь. Он – из рода великанов,