Когда Снефрид открыла глаза, взор ее какое-то время блуждал в полутьме, останавливаясь на разных предметах и постепенно узнавая их. Овчины, плащи, одеяла… Мешки и мешочки с разными пожитками… Миски с ложками, чашки, кувшинчик… Эта женщина… Мьёлль… рабыня. В последнюю очередь она узнала себя. Она – Снефрид, дочь Асбранда Эриля и Виглинд, дочери Хравна. Она замужем за Ульваром и едет через Восточное море, чтобы поселиться вместе с ним. Сейчас она где-то на первой трети этого пути, на Дневном острове… А вовсе не… Не та прекрасная Невеста Ванов, которая рассказала ей часть преданий о себе, позволив увидеть часть ее жизни ее собственными глазами…
В тот день у нее были совсем черные глаза. Ее платье было цвета весеннего снега перед тем, как он растает, но и так она казалась прекраснее и желаннее всего на свете тому, с кем так сурово говорила…
А она, Снефрид… Вчера она ездила на хутор и там принимала роды у жены здешнего бонда…
Уложенная в доме на хозяйскую постель на Сигфусовом хуторе, Снефрид проспала почти до вечера, а потом, когда Лейви привез ее обратно в корабельный стан, опять заснула.
Когда утром она выбралась из шатра на воздух, ее встретили мощные порывы холодного ветра и весьма неприятное зрелище серого неба. Хорошая вчерашняя погода исчезла – слизнуло холодным языком бури. Море, что еще вчера прикидывалось мирным, ласковым и безопасным, явило другую свою суть – неудержимой стихии, что гневается без всякого повода, не внемлет никаким уговорам и посулам, может раздавить человека, как мошку, даже не заметив. С морем нельзя договориться, морю нельзя доверять. И, ощутив себя в полной зависимости от этой недоброй стихии, на острове, что казался таким маленьким, таким ненадежным укрытием, Снефрид почувствовала себя очень неуютно. Теперь отсюда и не выбраться, пока гнев морских великанов не утихнет. Двадцать пять лет она благополучно прожила на твердой земле, почти не видя моря, а теперь вот судьба отдала ее в полную его власть.
Стан был тих, никто не спешил вставать.
– Почему все спят? – спросила Снефрид у двоих сонных дозорных возле еле тлеющего костра, прикрытого от ветра щитами.
– На море буря, – один махнул рукой в северную сторону. – Здесь мы от нее прикрыты, а в море творится ётун знает что. Сегодня не уйти.
В бухте вода оставалась довольно спокойной, но приобрела грязно-серый оттенок и оделась белой пеной. Ветром пену рвало и разносило мелкими клочьями, но немедленно из глубины вылетал новый покров, растягивался по поверхности волн и снова рвался – будто бесчисленные пальцы морских великанш неустанно плели сеть, тут же сердито рвали ее, недовольные своей работой, и с той же спешной небрежностью плели снова. Длинные, во всю ширь берега, валы катились на сушу, норовя ее слизнуть и проглотить, влажный ветер доносил облака брызг до шатров, и у Снефрид скоро вымокло лицо и волосы. Возле больших камней столбы брызг взмывали вверх, и каждый раз при виде этого