Занятие 21 августа Лемберга (Львова), который австро-венгры оставили без боя, стало крупным успехом. Но на генерала неприятное впечатление произвело поведение командующего соседней 3-й армией Н. В. Рузского, который приписал заслугу взятия Львова себе, да еще подчеркнул, что город взят после ожесточенных боев. В письме жене Алексей Алексеевич делился своими чувствами: «Ты намекаешь в своих письмах про разные интриги против меня, которые порождаются завистью. Я стараюсь всеми силами души их не замечать, ибо интриги и зависть – очень низменные вещи, унижающие человека, я просто борюсь и отгоняю от себя, с Божиею помощью, эту пакость… История разберет вскоре после войны, как действительно было дело, а теперь главное – победить. Охотно уступаю лавры Рузскому, но обидно за войска армии».
Победы 8-й армии принесли ее командующему почетнейшую боевую награду – орден Святого Георгия 4-й степени. Им А. А. Брусилов был награжден 23 августа 1914 года. Рузский же за «взятие» его войсками Львова в один день получил сразу два ордена Святого Георгия более высоких степеней – 3-й и 2-й…
За военными успехами, прославлениями и интригами Брусилов не забывал о морально-политической составляющей всякой боевой операции, которая не заканчивается со сдачей города, тем более такого сложного как Львов. Город в 1772 году в результате первого раздела Польши между Россией, Пруссией и Австрией Львов вошел в состав Австрийской (позже Австро-Венгерской) империи, стал политическим и административным центром самой отсталой из ее провинций, получившей название «Королевство Галиции и Владимирии».
С 1772 по 1918 год город официально носил название Лемберг. Языком администрации после вхождения Львова в состав Австрии стал немецкий, а большинство должностей городского управления заняли немцы и чехи. Однако город продолжал оставаться важным центром польской и русинской культуры, но внутренние проблемы продолжали его раздирать.
Командующий вмешался и в национально-религиозные проблемы: «Униатский митрополит граф Шептицкий, явный враг России, с давних пор неизменно агитировавший против нас, по вступлении русских войск во Львов был по моему приказанию предварительно подвергнут домашнему аресту. Я его потребовал к себе с предложением дать честное слово, что он никаких враждебных действий, как явных, так и тайных, против нас предпринимать не будет; в таком случае я брал на себя разрешить ему оставаться во Львове для исполнения его духовных обязанностей. Он охотно дал мне это слово, но, к сожалению, вслед за сим начал опять мутить и произносить церковные проповеди, явно нам враждебные. Ввиду этого я его выслал в Киев в распоряжение главнокомандующего. Состоявшему при мне члену Государственной думы, бывшему лейб-гусарскому офицеру графу Владимиру Бобринскому, поступившему при объявлении войны вновь на военную службу, я приказал осматривать все места заключения, которые