– И что, усыновила тебя?
– Официально нет, выправила мне новое свидетельство о рождении. Она вырастила меня. Могу я что-то сделать для нее сам, а, Педру?
Тот только вздохнул:
– У тебя права-то есть?
– Есть.
– Ладно, сейчас пригоню машину. Только ты побыстрей, мне же еще в столицу ехать со всеми.
– Я успею.
Стонущую Агнесс с трудом усадили на переднее пассажирское, донельзя отодвинутое назад, сидение, кто-то заботливо положил ей на колени утраченную туфлю, кто-то сунул ей в руки бумажный пакет с сандвичами, кто-то протискивался сквозь толпу, держа над головой ее сумочку, бог не дай, забудет. В общем столпотворение и суета на нашей площади были как на картинах Брейгеля Старшего или еще у какого-то русского художника – «Боярыня отъезжает в ссылку».
Минуты через три, когда Агнесс, наконец, перестала стонать, а то уж больно вошла в роль, надела свою туфлю и принялась жевать сандвич из пакета, я вырулил на дорогу, ведущую в Параизу. Мы покатались по этой дороге взад-вперед-наискосок около получаса, мне уже начал названивать Педру, и, чтобы ничего не врать, я отключил телефон. И вот очередной круг: на въезде в квартал вижу, стоит какой-то чел в старой линялой толстовке, на голове шапочка вязаная с короткими ушками. Это у нас на острове такая национальная шапочка, всегда коричневая или белая, мужики с гор такие носят. И он рукой мне так: остановись, брат. Поближе подъехал, смотрю, а челу-то нехорошо, потряхивает его слегка. Говорю Агнесс:
– Аккуратно. Вроде, наш клиент.
И притормаживаю около:
– Куда, брат?
– В Санту-да-Серра подбрось.
– Легко, счас только бабу эту до дома докину, тут по пути.
Ну он назад полез, уселся за мной, поехали. Я насвистываю, Агнесс улыбается как престарелая Барби, этот сзади сидит, как куча, голову в плечи втянул. Я через плечо, так скабрезно скалясь, говорю:
– Прикинь, брат, я эту бабищу уже неделю по острову катаю. Типа окрестности показываю. Да только чего она видела-то, – хохотнул со значением.
Остановился я у какого-то дома посимпатичнее, пара этажей, садик небольшенький, дорожка, мощеная черной галькой, вверх к калитке. Агнесс заворочалась, стала из машины выколупываться. Вылезла, достает из своей сумочки стоевровую купюру и протягивает мне. Я ей:
– Что вы, сеньора, это слишком, это много, много, – пытаюсь ей купюру обратно всучить.
А она, совсем уже лучезарно улыбаясь, на чистом португальском говорит мне:
– О, нет, это в самый раз. Вы так много для меня сделали…
Ах, Агнесс, ты полна сюрпризов.
Ну она по дорожке к дому пошла, а мы с этим утырком двинули.
– Прикинь, брат, мало того, что этих туристок возишь, их еще и.., – я завернул самое грязное словцо, эвфемизм слова «секс», – неделю, говорю, с ней катаюсь. Но она, знаешь,