– А тебя кто ожидает в деревне? Живёт там кто-нибудь ещё?
– Не знаю. Целый год не была…
– А где ж ты была?
– В Москве у родни. Когда из деревни все разъехались, мы с Егоровной остались одни. Друг дружке подсобляли и сажать, и полоть, и убирать. А когда за Егоровной приехала дочка из города и забрала к себе, я осталась одна-одинёшенька. Совсем стало невмоготу, даже поговорить не с кем, душу отвести… Радиоточка у меня была – отключили, грозились электричество отключить, дров на зиму не осталось… Стала я думать, куда бы и мне перебраться. Детей у меня своих никогда не было. Вспомнила про племянницу Катюшу, сестрину дочку. Сестры давно в живых нет. А дочку её мы вместе выхаживали. Сестра мне её поручала, когда требовалось отлучиться по делам или когда болела. Я её любила как родную. Катюша уехала в Москву, когда школу окончила. Там и семьёй обзавелась, детей родила. Учёной стала: институт окончила… Подумала: а не попроситься ли к ней? Я и стряпать хорошо умею, и по хозяйству смогу помочь… В общем, написала Кате письмо, она приехать разрешила. Обрадовалась я и отправилась в Москву.
Семья у Катюши небольшая, но хорошая: муж и два сына. Приняли меня ласково. А когда я обед сварила, не могли нахвалиться. Сказали: поживи у нас, бабушка, с тобой так уютно! Я и осталась. Они на весь день уйдут, кто на работу, кто на учёбу, а я по дому хлопочу. Уж так старалась угодить! Вернутся домой, а всё прибрано и ужин готов…
Мои внучатые племянники охочие были до жареной картошки. Бывало, поздно вечером кто-нибудь из них говорит: чего-то хочется такого… картошечки бы жареной! И пока они своими делами занимаются, я ухожу на кухню и возвращаюсь с блюдом этой самой картошки. Я её нарежу длинными палочками, потом обжарю со всех сторон до румяности и под конец сольцой посыпаю. Выношу, а они и удивлены, и рады-радёхоньки: «Бабушка Надя, когда ты успела поджарить?! Как вкусно пахнет! Ой, объеденье!» И всю уплетут без остатка. А мне радостно смотреть, с каким аппетитом они едят. Захотят ещё, я и ещё состряпаю. Пусть кушают, коли нравится. К ночи, правда, уже ко сну клонит, но я днём поспать могу, пока их дома нет. В общем, жили душа в душу. Они мне и подарочки делали: то тапочки домашние, то кофту тёплую…
– Ну, если говоришь, жили душа в душу, чего же ты уехала? Или решила взять чего-то из дома и опять в Москву вернуться?
– Нет, милок, туда я уже не вернусь, – грустно ответила бабушка. – Я думала, всё время силы будут, а старость своё берёт. Стала я слабеть. Утром еле встаю и боль повсюду чувствую. Они меня и к врачам возили. Да, заботились обо мне, ничего не могу сказать плохого. Хорошие люди! Только нету никаких средств и лекарств от старости. Я хоть и старалась, как прежде, всё по дому делать, а не получается. Да ещё в руках удержать ничего не могу: то тарелку разобью, то чашку… До слёз обидно, что становлюсь неловкой. И хворать стала часто: горло схватит, глотать больно,