Cезон любви на дельфиньем озере. Ольга Арнольд

спросил его Гера.

      – Нет, это не я сплю, это мои очки спят.

      К любимцам поварих принадлежал и профессор Лапин, который ел пусть и не слишком много, но зато поглощал пищу так аппетитно, что даже смотреть на него было вкусно, и к тому же он умел красиво поблагодарить тружениц горячего цеха. Впрочем, почти все научные сотрудники вели себя по отношению к ним благородно: молчали, если щи казались им прокисшими (и такое бывало, когда отключали свет и, соответственно, холодильники), зато просили добавки удавшегося блюда, и девочки расцветали.

      К "плохим едокам", с точки зрения поварих, относились в основном женщины: они ели мало – все как одна берегли фигуру -и часто фыркали, вполголоса рассуждая о том, что они это блюдо приготовили бы лучше. Впрочем, такие мысли вслух высказывала в основном Елена Аркадьевна, пытавшаяся сидеть на диете, но тем не менее всегда съедавшая полную порцию. Впрочем, женщин за столом было мало: те, кто работал на биостанции семьями, чаще всего готовили сами, изредка показываясь за общим столом по каким-то официальным поводам – например, по случаю чьего-либо дня рожденья. Кроме поварих, нашей выдающейся хозлаборантки, Ванды и меня, при кухне постоянно питались еще две особы женского пола: Ляля и Люба. Ляля, худенькая изящная девица лет двадцати пяти, с вьющимися русыми волосами и мелкими маловыразительными чертами лица, работала лаборанткой; почти все свое время она проводила в КПЗ, где постоянно красила какие-то срезы и возилась с предметными стеклами. К столу она выходила только что-нибудь поклевать.

      В отличие от неутомимой пчелки Ляли Люба, дочь генерала, девушка очень большая, некрасивая и неуклюжая, попала в дельфинарий по большому блату. Но так как Тахир категорически запретил пребывание на территории биостанции нетрудовых элементов, то Максим решил подыскать ей хоть какую-нибудь работу. Сначала ее определили на кухню, но там она показала свою абсолютную профнепригодность, и тогда ей поручили красить заборы. Она слонялась вдоль ограды с ведерком зеленой краски и кистью в руках и при первой же возможности бросала их и бежала на пляж, где валялась на камнях в своем модном невообразимого цвета купальнике с глубокими разрезами на бедрах, из которых выпирали рыхлые не по годам – ей было восемнадцать – телеса. Периодически из ворот биостанции выскакивал Максим и, грозно хмурясь, призывал ее к выполнению трудовой повинности; тогда она тяжко вздыхала, нехотя поднималась на ноги и, сгорбясь, брела к брошенным орудиям производства. Поистине, ей не хватало для выполнения поставленной перед ней задачи того энтузиазма, с которым взялся красить забор Том Сойер!