Он закурил. Я видел, как дым поднимается медленно к свету и теряется где-то посреди древесной листвы и разномастного гомона птиц. Он показал мне на воробья, сидевшего на ветке.
– Медленно целишься, выдыхаешь и стреляешь. Давай.
– Я не хочу. Это птичка, она мне ничего не сделала.
– Я тебе тоже ничего не сделал, но в меня ты выстрелил, не задумываясь.
– Нет, ты сделал мне больно. А птичка мне ничего не сделала.
Он подошёл сзади, приподнял ружье в моих руках и навел ствол на воробья. Я зажмурился. Его палец прижал мой, и я невольно нажал на курок, скорее от боли в пальце, чем от желания. Выстрел.
Хлопок эхом разлетелся по листве леса, и я услышал где-то на границе восприятия звук шлепка маленького пернатого тела о мягкую траву. Птицы затихли, а с ними и все вокруг.
– Вот так это делается. Пойдем, – он докурил и затушил ногой брошенную сигарету.
Мы проходили мимо места убийства воробья. Чувствовал я себя паршиво. Отец прошёл первым, я шёл за ним. Я внимательно изучал свою обувь, утопавшую в листве и траве, как вдруг я услышал трепыхание. Жертва, которую он убил моими руками, ещё была жива. Я остановился и присел, чтобы посмотреть на несчастную птицу. Пуля прошла насквозь. Вероятно, пробила маленькое легкое и сломала крыло, потому что воробей ползал вокруг своей оси на земле и ничего не мог сделать.
В какой-то момент его бегающий, даже сумасшедший взгляд остановился на дереве, с которого он упал, а затем он перевел его на меня. У меня по спине пробежали мурашки. Я взглянул вверх и увидел там гнездо с птенцами. Птица смотрела на меня одним, стекленеющим, мертвеющим с каждой секундой глазом. Мне было все паршивее внутри. Агония птицы, казалось, растянулась в пространстве на целую вечность.
– Чего ты там уселся? Пойдём, кому говорю. Живо!
Я не понимал всей его тупой животной злобы, и почему в центре этого дерьма был я. Он подошел, стянул с меня ружьё, которое сам же и подарил, перевернул его «прикладом» вниз, замахнулся и впечатал «приклад» вместе с несчастной агонизирующей птицей в землю на добрых пару сантиметров. Хруст, который я услышал в тот момент, разлетелся по всему лесу. Где-то с опушки леса молча сорвалась стая птиц.
Помню ли я что-то ещё? Да, много чего. Много хорошего и плохого. В тот день я видел смерть живого существа своими глазами. Его убили моими же руками. Мерзкое чувство, когда ты не можешь… повлиять или изменить реальность. Сразу ощущаешь свою слабость. Я долго и мучительно истязал себя вопросами о том, как бы я поступил, вернувшись туда, но ответа не было. Я даже не знал, изменилось бы что-то в итоге или нет.
В Уоквент можно было попасть двумя дорогами – через лес, по заброшенной просеке или же с главной трассы, которая уводила любого туриста влево – к Саннерсу, вправо – к Мэнсорту, а от последнего уже шло федеральное шоссе на побережье Хайкейпа.
Я