Скорбная братия. Драма в пяти актах. Петр Дмитриевич Боборыкин. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Петр Дмитриевич Боборыкин
Издательство: РАНХиГС
Серия: Обратная перспектива
Жанр произведения:
Год издания: 2023
isbn: 978-5-85006-449-5
Скачать книгу
В том-то и беда, что нет никакого центра, где бы могли сходиться люди всяких оттенков{23}.

      Элеонский. Какая же в этом беда?

      Кленин. Как же, помилуйте. Отчего же общий раздор, безобразная полемика, сплетничество?

      Элеонский. Сплетничать будут во веки веков. Есть салопницы{24} в каждом звании, и в писательском тоже…

      Сахаров. Однако, если б был общий центр…

      Элеонский. Только пуще ругались бы, вот и все. Ведь не оттого друг друга колошматют, что не встречаются, а оттого, что ненавидят друг друга. Дело понятное.

      Кленин. Поверьте, половина вражды от недоразумений, от задора, от невежества!

      Элеонский. Не знаю-с. Нужно себя великим мудрецом объявить для того, чтобы распознать, в чем вся суть заключается. По-моему, не в пример проще рассудить так: тот, кто шкуру свою подставляет, кто выезжает не на миндальностях одних, да на музах, видит, что ему ни от кого подспорья не ждать окромя себя. Вот такие-то люди сами себе проложили дорогу, им и идти по ней; а кто не за них, того, известно, надо отшпандорить-с, хе, хе!

      Кленин. Позвольте, вы очень ошибаетесь! Вы убеждены, что так называемые новые люди{25} никому не обязаны своим развитием?

      Элеонский. Кто же, скажите на милость, радел для них?

      Кленин. Да хоть бы мы.

      Элеонский. То есть, как же это вы и кто это вы?

      Кленин. Мы – люди сороковых годов{26}. Я знаю, про нас кричат, что мы дрянь, невежды, обскуранты, что мы до сих пор пережевываем свой туманный пантеизм, что мы не способны ни на какой гражданский подвиг. А задался ли кто-нибудь из новых людей вопросом, откуда они самим-то вышли, какая почва воспитала их?

      Элеонский. Есть над чем голову ломать.

      Кленин. Так вы полагаете, что целое направление может так, в один прекрасный день свалиться с неба? Никому не позволено клеветать на жизненную правду, господин Элеонский, ни старым, ни новым людям. Чтобы вы стали делать теперь, куда пошли бы, если б не задеты были в обществе великие вопросы мышления и человечности. А кто выступил в борьбу за гуманный принцип? Кто выяснил мучительным сознанием все то, что теперь сделалось ходячей монетой? Кто научил общество думать и искать своих идеалов? Кто, наконец, поднял знамя критики, без которой немыслимо никакое движение ни в сфере искусства, ни в философии, ни в политике? Кто все это сделал, спрашиваю я вас? И с гордостью отвечаю: мы, мы – гнилые пантеисты, мы тупоумные глупцы и дрянные пошляки, мы – мистики и обскуранты!..{27}

      Подуруев и Бурилин. Браво, Виктор! Правда, правда!

      Гудзенко. Ну, Кленин, уж ты начнешь сейчас свою философию… Об этом что спорить. Нехай каждый своим законом живет.

      Сахаров (тихо). Оставь его, видишь, он совсем плох по части диалектики.

      Элеонский. Слов вы много насказали, да только связи-то в них мало.

      Кленин. Как мало?

      Элеонский. Дайте мне кончить. Нехитрая штука понять, что кто на свет пораньше явится, тот кое-что приготовит для своих потомков. Прежде из ружей не стреляли, а выдумали порох – начали палить! Ха,


<p>23</p>

В поздних воспоминаниях, опубликованных уже в 1906–1913 гг., Боборыкин вернулся к той же характеристике писательской разъединенности, свойственной, на его взгляд, началу 1860-х гг.: «Журнальный мир не был объединен общностью своих интересов. <…> Пишущая братия сидела по редакциям. Не устраивалось ни обедов, ни банкетов, ни чтений в известном духе» [Боборыкин П. Д. Воспоминания… Т. 1. С. 231].

<p>24</p>

Словарь В. И. Даля поясняет: «Салоп, франц. – верхняя женская одежда, большею частью теплая, род круглого плаща; ныне заменен бурнусами, пальтами и шубками», «салопница – нищая, которая ходит в оборванном салопе». В переносном смысле, преобладавшем уже в 1860-е гг., по крайней мере в публицистике, – представитель отсталых взглядов и бытовых привычек вместе, архаичный и одновременно вульгарный персонаж.

<p>25</p>

«Новые люди» – одно из ключевых понятий шестидесятых годов, вынесенное в подзаголовок романа «Что делать?» Н. Г. Чернышевского (1863): «Из рассказов о новых людях». Напомним, что в целом роман посвящен повествованию об обычных (что всячески подчеркивается) «новых людях», обладающих рядовыми качествами и способностями, и, следовательно, способных к новой жизни, к построению быта и отношений, радикально отличных от прежних, построенных, в отличие от них, на принципах «разумного эгоизма» (тогда как «старые люди» руководствуются либо эгоизмом неразумным, либо альтруизмом, противоречащим человеческой природе, а значит, никогда не реализуемым и порождающим в итоге неразумие и нерефлексивное, скрытое от само себя следование эгоизму). Помимо обычных, есть и «необычный», исключительный «новый» человек – Рахметов (отличный в том числе и по своей природе – по происхождению, аристократ, представитель высшей породы, что проявляется в том числе в увлечении биологизмом, натуралистическими концепциями в 1860-е; реакцией на это станут «Исторические письма» П. Д. Лаврова и «Что такое прогресс?» Н. К. Михайловского, появляющиеся в конце 1860-х [см.: Тесля А. А. Основоположения теории Н. К. Михайловского: формирование «субъективной социологии», конец 1860-х – середина 1870-х годов // Философия. Журнал Высшей школы экономики. 2021. Т. 5, № 2. С. 55–78]).

Идея «новых людей» в романе «Что делать?» имеет отчетливые богословские основания, проанализированные, в частности, в работе И. Паперно [Семиотика поведения: Николай Чернышевский – человек эпохи реализма. М.: Новое литературное обозрение, 1996. С. 174–183], которые в конечном счете сводятся к «чуду преображения».

О расхожести и осмыслении понятия «новые люди» в 1863–1864 гг. см., в частности, в дебютном романе Н. С. Лескова «Некуда»: «Общество распадалось не только прежним делением на аристократию чина, аристократию капитала и плебейство, но из него произошло еще небывалое дотоле выделение так называемых в то время новых людей. Выделение этого ассортимента почти одновременно происходило из весьма различных слоев провинциального общества. Сюда попадали некоторые молодые дворяне, семинаристы, учители уездные, учители домашние, чиновники самых различных ведомств и даже духовенство. Справедливость заставляет сказать, что едва ли не ранее прочих и не сильнее прочих в это новое выделение вошли молодые учители, уездные и домашние; за ними несколько позже и несколько слабее – чиновники, затем, еще моментом позже, зато с неудержимым стремлением сюда ринулись семинаристы. Молодое дворянство шло еще позже и нерешительнее; духовенство сепарировалось только в очень небольшом числе своих представителей» [Лесков Н. С. Некуда // Собрание сочинений. В 12 тт. Т. IV. М.: Правда, 1989. С. 120].

<p>26</p>

Обратим внимание, что «люди сороковых годов» упоминаются Клениным следом за «новыми» людьми, как их противоположность, в то же время «Что делать? Из рассказов о новых людях» появляется как часть полемики по поводу «Отцов и детей» И. С. Тургенева.

«Люди сороковых годов» – оборот, вошедший в широкое употребление с конца 1860-х гг., когда начинается второй этап полемики по поводу соотношения 1840-х и 1860-х (в ней примут участие все ведущие авторы эпохи), а сама конструкция станет названием романа А. Ф. Писемского, начатого в 1867 г. и опубликованного в «Заре» (редактируемой, заметим попутно, Н. Н. Страховым, прообразом Сахарова) в 1869 г. Одним из центральных эпизодов полемики станут дебаты вокруг «Воспоминаний о Белинском» И. С. Тургенева (1869), метящих во многом в Некрасова (что отзовется и в последующем развитии драмы Боборыкина, где вторым центральным узлом, помимо столкновения Кленина и Элеонского, явится обсуждение редакции «Современника» и ее нравов в намеренно смещенной временной перспективе). О спорах о «людях сороковых годов» см.: Кантор В. К. Русская эстетика второй половины XIX века и общественная борьба. М.: Искусство, 1978; Мостовая Н. Н. И. С. Тургенев и русская журналистика 70-х годов XIX века. Л.: Наука, 1983. С. 23–42.

<p>27</p>

В этой и предшествующей репликах Кленина обобщенно и утрированно выражается спор конца 1850-х – начала 1860-х гг. по поводу «лишних» людей и обличения их со стороны «реалистов» (понятие, введенное несколько позднее Писаревым и вошедшее в оборот в связи с противопоставлением идеализма, или прекраснодушия, говоря критическим языком кружка Станкевича, растиражированным Бакуниным, и трезвого, реального взгляда на мир).

Введение этого сюжета готовит последующее столкновение Элеонского в редакции журнала, отсылая к расхождениям в редакции «Современника» в 1856–1860 гг. по линии эстетики (что публицистически будет представать в глазах оппонентов в проповеди чистого искусства, искусства ради искусства) и противостоящей ей позиции, утверждающей прежде всего общественную значимость искусства, его полезность. Другая сторона спора – полемика вокруг бесплодности «людей сороковых годов», их неспособности к «делу», символами чего станут герои Тургенева и Обломов Гончарова.

В репликах Кленина целый набор ключевых слов «людей сороковых годов», при этом как связанных с Ап. Григорьевым, его ближайшим реальным прообразом («почва»), так и свойственных скорее не для конкретного автора, а для обобщенного языка людей того поколения, памятных в том числе и по манере изъясняться Кирсанова-старшего («гуманный принцип», «искать своих идеалов»).