А нагота Светы сама, казалось, излучала свет. Необъяснимый, нереальный, похожий на лунный, проникающий в балок из квадратного окна над столом и освещающий на нем только цветы в трехлитровой банке с водой, в которой играли лунные блики. (Посуду и сковороду с остатками еды и гренки Света после ужина успела поспешно убрать на кухню). А ее ненасытные, непредсказуемые, все новые изыски изнуряли и радовали нас обоих. И полный покой потом, и полная, казалось, опустошенность, когда мы молча лежали рядом, взявшись за руки и прильнув друг к другу. На таком, в общем-то, совсем нешироком пространстве рундука, что даже и не верилось в то, что на нем можно было производить такие немыслимые кульбиты, которые совсем недавно исполняли мы, не боясь свалиться с него на пол. И каждый, вглядываясь в полутьму, думал, наверное, о чем-то своем, сокровенном. И молчание было нетягостным. И раскаяния, во всяком случае, у меня тоже в тот момент не было. Хотя порой мне так хотелось, чтобы ничего того, что было с нами, на самом деле не произошло. И в то же время ощущение выигранного сказочного приза, подаренного непредсказуемой, капризной судьбою, у меня тоже было.
И я уже как-то лениво, полусонно размышлял о том, что «Неужели страсть – сильнее любви?» И если это так, то человек, в первую очередь, животное, а уж потом только – разумное существо. Прав, прав был Федор Михайлович Достоевский: «Широк человек. Слишком даже широк. Я бы сузил…» И с какой-то невосполнимой печальной горечью и запоздавшим покаянием думалось о том, что Галина вряд ли простит мне все это. Это предательство, эту фальшь. И выходит, что я сам, своими руками, задушил только что зарождавшееся, такое неясное еще, но такое желанное чувство. Поддавшись всесокрушающей, словно цунами, безудержной страсти…
– Тебе было хорошо? – негромко, устало и удовлетворенно спросила Света.
– Да, – не стал я лукавить, не сказав, впрочем, всей правды о своих сомнениях в правильности того, что с нами произошло. – А тебе?
– Мне было просто волшебно! В иные моменты мне даже казалось, что я сейчас умру, что душа моя покинет тело. И, знаешь, я не боялась этого, а даже как будто желала.
Мы снова замолчали. Слыша за стенами вагончика негромкий, неугомонный шелест ритмично накатывающих на берег волн.
– Может быть, мне остаться? – через какое-то время спросила Света.
– Нет, не надо, – твердо ответил я, смягчив свой ответ тут же придуманным предлогом. – У меня завтра очень трудный день. Много срочной работы. Мне надо, как следует, выспаться. А с тобой мне это вряд ли удастся, не так ли? – повернулся я к Светлане.
– Пожалуй, – ответила она и попросила: – Только проводи меня до пристани. Я боюсь