– А как же твои вечные обмороки? Ты же у нас такая нервная, – продолжает язвить толстячок.
В это время две девушки жеманно хихикают.
– Не нервная, а чувствительная! И вообще, лучше бы заткнулся ты, пока не поздно! – заступается за Нору высокий парень.
– Да ладно, ладно, Серж, слово сказать нельзя? – с обидой говорит толстячок.
Студенты покидают помещение. Нора выходит следом за ними.
В конце коридора у дверей операционной стоит профессор. Нора быстрыми шагами подходит к нему, протягивает журнал.
– Спасибо, Нора, теперь после. Пока унесите журнал обратно в мой кабинет, – и с этими словами он открывает дверь в операционную.
– Павел Константинович, подождите! Почему меня нет в списках в ординатуру студентов-хирургов? – срываясь на крик спрашивает Нора.
Профессор останавливается на пороге помещения. Чуть подавшись вперед, он внимательно смотрит на Нору, отвечает:
– Нора, вы лучшая студентка Вуза, гордость факультета, но из вас получится замечательный терапевт, а не хирург!
– Но почему?! – вопрос Норы звучит за спиной заходящего в операционную профессора.
Следом из двери выходит медсестра и громко объявляет, что минут через десять пригласят всех желающих в операционную посмотреть на уникальную травму мужчины.
Нора смотрит на наручные часы, бежит по коридору в обратном направлении.
Нора в кабинете у профессора. Она кладет на место журнал. Под руку ей попадается склянка с таблетками, на которой налеплена белая полоса пластыря и от руки написано «Феназепам». Нора открывает баночку, дрожащей рукой отсыпает оттуда таблетки в свою ладонь, бубня: «Раз, два, три. Хватит.» Она закрывает и ставит на место склянку, задвигает ящик и выходит из кабинета.
Нора заходит в туалет. Из кабинок слышен громкий разговор. Она останавливается у мойки с зеркалом, настороженно прислушивается.
– Да какой из нее хирург, вечно в обмороки падает?! – говорит одна из ее сокурсниц.
– Да, и я того же мнения. Настя, а ты знаешь, ее мама по каким-то причинам не доучилась в Меде и всю жизнь проработала хирургической медсестрой. Так что стремление Норы стать хирургом тоже понять можно.
– Ах, какие мы жалостливые, однако, Дашенька. Да, знаю я, и не такое еще знаю, – понизив голос, заговорщически продолжает Настя.
– А что еще? – любопытствует Даша.
Нора стоит перед умывальником не шелохнувшись, глаза ее наполняются слезами.
– Как-то раз я видела, как она глотает какие-то таблетки, – продолжает Настя: – Помнишь, она потом уснула на практике? Ну вот. Нора меня умоляла никому не рассказывать.
– А ты рассказала еще кому-то?
– Только тебе вот. И Сережке собираюсь. Пусть знает, в какую дуру влюблен.
– Ну ты Настя, даешь! Может не надо Сержу рассказывать?
– Ну вот еще. Я хочу, чтобы он разлюбил ее. Вот тогда я приберу к своим рукам этого красавчика.
– Да ну тебя,