После одной такой игры отец Амвросий явился в храм на литургию… с неприлично набрякшим носом. Пошли слухи, что батюшка запил. После этого он действительно запил и отсиживался у Дрюни, пока не сошли опухоль и краснота.
Однако вернемся в сад. Курочка припер две корзины снеди: колбас, окороков, икры, балыков, салатов, грибов, отварного осетра, коробки коньяка и сухих вин, две упаковки минералки. Антонина нажарила целую гору тарани. Компания за столом преобразилась. Все, за исключением отца Амвросия, сидели в галстуках, выбритые и причесанные. Дрюнина бородища отливала начищенной медью, чуб перекатывался волнами, зеленые кошачьи глаза перебегали по столу. Выпили за Спас, за Загряжск, за Антонину Светличную. Ели и пили много и жадно – народ здоровый, старательный. Дрюня начал рассказывать, как он устанавливал крест на Вознесенском соборе:
– Альпинисты на растяжках, как червяки, а я без страховки…
У отца Амвросия задергалось веко, он тут же возразил с юношеским пылом:
– Врешь, яко пес! Я благословлял на поднятие креста мастеров из Троице-Сергиевой лавры! Устыдись, Дрюня.
Дрюня нахально посмотрел на друга, ласково потрепал его по щеке.
– Я, батюшка, без твоего благословления лазил.
– Врешь, не было тебя на куполе!
– Свидетели, батюшка, есть. Вот и Певзнюк в своей газете писал. Скажи, Певзнюк!
Певзнюк, однако, молчал.
– Врешь, врешь!
Дрюня не раз доводил батюшку до греха. Тут же начиналась потасовка. Их дружно разнимали, потом пили мировую. Пару дней Дрюня носил царапины на щеке, а отец Амвросий фонарь под глазом. Курлюк встал, возвышаясь над столом, как горный валун. По стриженому затылку струйками стекал пот. Он был торжествен, как на похоронах.
– Господа! Мы собрались здесь… Гм… Нас пригласили…
Курлюк потел и волновался, все насторожились.
– Я прошу, Антонина… подойди ко мне.
Антонина уплетала семгу и облизывала губы, ямочки на щеках так и подмигивали друг дружке. Челка настырно лезла в глаза, Антонина ловко сдувала волосы в сторону. Пританцовывая, она подошла к Курлюку и хлопнула его ладошкой по животу.
– Ты что-то задумал, пузанчик!
Курлюк положил тяжелую длань на ее голову.
– Дрюня… Андрей Васильевич! Подойди к нам, дорогой!
Дрюня, предчувствуя недоброе, стал поодаль.
– Ближе, ближе…
На кудлатую голову Дрюни также легла рука Курлюка.
– Друзья