«Черт тебя подери! Идиот, сорви ее уже!» – стальной голос Эвана зацепил Сангвин.
Вот он, момент, что снова поделил жизнь на до и после. И символ его – сорванная маска разбитыми кусками хрустит под чужими подошвами.
Глаза тяжко разлепляются, в них с жестокостью бьет свет, проливая его внутрь, изгоняя тьму и пустоту. Мысли теперь материальны, за них можно схватиться. Смаковать ими, придать им значение. И знать почему теперь страшно.
– Вот ты и попалась, – тихий шепот над лицом заставил сердце биться быстрее.
Страх. Страх. Страх. Страх. Цепь снова звякнула и пропала в темноте.
Глава 4 Рассвет
Запах чего-то приятного и съедобного моментально разлепил веки, живот скрутило и проснулась обычная боль в мышцах рук после сна. Судя по прохладе в комнате сейчас совершенно раннее утро, солнце даже не успело взойти. Тяжелая голова перевесила шею и комок желтоватых волос повис над полом, пока лоб упирался в ватные предплечья. Эта маленькая комнатушка сохраняла свой особый уют даже в такую рань и не давала сонному наваждению уйти насовсем. Хотя сон уже давно не шел, как нужно. Всегда боль в мышцах, словно существовали ночные, безумные тренировки. Мозг то и дело неожиданно просыпался посреди ночи, а мог и каждый час.
Ноги поднялись и понеслись в сторону кухни. Там стоял обыденный гул и шкворчание чего-то подходящего на завтрак. Вот стоит женщина с полуседыми волосами, ее лицо уже давно не сохраняло ту молодую нежность и заботу, но она до сих пор готовила завтраки. Для нее.
«Мама», – подумалось ей.
Вот стоит сгорбленный и ворчливый мужчина, от него гадко несло перегаром. Он безумно недоволен этим миром, для него он более гадкий, чем этот перегар. Мужчина накинул соломенную шляпу на шею и молча вышел из дома. Сезон сбора овощей.
«Гадкий и надоевший, да, папочка?» – мысленно передразнила она.
Семья Грай жила в далеком и забытом селении, занимаясь фермерством. Когда-то давно тут может и была перспектива создания чего-то большего, чем обычный поселок, но сейчас это просто пустырь с домами вразброс на пять километров каждый.
Взлохмаченная девушка стояла и тупо смотрела на отца, удаляющегося в поле. Они с отцом давно в отношениях максимально отстраненных, он был слишком занят работой и выпивкой, чтобы замечать такую мелочь, как ребенок. Ей было уже семнадцать лет и одновременно это был возраст ребенка. Она должна быть для него ребенком всегда. Его внимание должно быть подарено ей всегда, но его лимит закончился где-то в пределах одиннадцати или тринадцати лет. Она уже не помнит. Она знает, что это просто такая ситуация, такая жизнь, это нормально, она уже выросла. К тому же есть мама. Мама была такая же угрюмая, местами нервная, но она была тут и готовила завтрак для нее. Может в семнадцать это было уже не круто, но ей это нравилось, она чувствовала себя замеченной посреди пустыря, где соседи со всех сторон в радиусе аж пяти километров. От мрачного