– Надо было ездить с ним, – пробормотал я себе под нос.
– Перестань, Сайлас.
Ничего больше не говоря, я стал ходить взад и вперед вдоль стены леса, выискивая какой-нибудь проход или хотя бы щель, через которую смог бы протиснуться внутрь. Шершавые стволы первой линии деревьев стали темно-серыми, почти черными, даже несмотря на то, что низкое солнце светило теперь прямо на них. А за ними была непроглядная темнота, как будто ночь уже спустилась в Чащобу.
Я принялся топтать плети ежевики, чтобы подобраться к зарослям акации.
– Что ты делаешь? – спросил Митиваль.
Я проигнорировал его вопрос и продолжил искать проход внутрь Чащобы.
– Сайлас, ну хватит! Ты обещал. Пора возвращаться.
– Я говорил тебе, что хочу заглянуть в лес.
– Ты забыл, что произошло в прошлый раз?
– Разумеется, не забыл! Ты что, напомнить мне об этом хотел?
– Не ори на меня!
– А ты не спорь со мной.
Я очень рассердился: неужели он решил, что мне нужно напоминать о том случае? Разве я смогу когда-нибудь забыть, как впервые вошел в Чащобу, держа Па за руку? Я столько ждал, чтобы он наконец взял меня с собой на охоту! Но едва мы вошли в лес, как мне стало не по себе. Потом заболела голова. Стоял солнечный весенний день, кусты и деревья были усыпаны цветами, но меня колотила дрожь, словно наступила зима – наступила стремительно, сковав мое тело льдом.
Па, мне тут не нравится. Может, лучше пойдем домой?
Все хорошо, сын. Просто крепче держи меня за руку.
Откуда ему было знать, какой ужас меня охватил.
Что это за звуки?
Это птицы, Сайлас. Обычные птицы. Перекликаются друг с другом.
Но то, что я слышал, не было птичьим гомоном. Это были странные, тоскливые звуки, то ли крики, то ли стоны, и чем глубже мы заходили в Чащобу, тем громче они становились. Затем вдруг деревья вокруг меня ожили, обрели человекоподобные формы, затрясли ветвями-руками. Я заплакал, зажмурился и закрыл уши ладонями.
Па, уведи меня отсюда! Там за деревьями кто-то есть!
Я даже не понял, что же увидел или решил, что увидел, так как в следующий миг потерял сознание и упал. Митиваль рассказывал потом, что у меня закатились глаза. Я был без чувств, пока Па выносил меня из Чащобы, а очнулся только на повозке, у Па на руках. Склонившись надо мной, он смачивал мой лоб водой и гладил меня по слипшимся волосам. Меня по-прежнему била дрожь.
Па, я видел что-то! Я видел что-то за деревьями!
У тебя лихорадка, Сайлас.
Что это было там, в лесу?
Позднее, когда мне стало лучше и мы начали говорить о том, что случилось, это Па вложил мне в голову идею, что, должно быть, я заметил медведя. Он даже высказывал мнение, будто мое орлиное зрение спасло нам жизнь. Но я понимал, что он говорит так только затем, чтобы я не расстраивался. Может, я видел медведя? Может, и медведя.
– Но должна