«А где же дедушка? Наверное, это был какой-то святой странник, монах, по всей видимости. Они прозорливые, всё знают о прошлом и будущем».
Курить совершенно не хотелось.
– Как зовут тебя, мил человек?
Василий вздрогнул. Видимо, задремал немного. Рядом с ним, на его картонке, сидел старик. Мудрые добрые глаза смотрели с жалостью и сочувствием. На коленях лежал иссохший посох, которому было по меньшей мере лет пятьдесят, не меньше.
– Василием.
– Что же ты, Вася, из себя старика-инвалида сделал? За жизнь и за счастье бороться надо, а не горькую пить.
Вот гангрена пойдёт, сгинешь, с чем перед Богом стоять будешь? Не стыдно?
– Стыдно! Очень стыдно! А что делать? Идти мне некуда, в больницы не берут, документов нет никаких. А жена, Ира… Да, я один виноват, пить стал запоями. Теперь вот молюсь каждый день, а Бог, видимо, меня уже не слышит.
– Бог всех слышит. Только одному для помощи кнут нужен, а другому – покаяние и вера. Ты что для себя выберешь?
– В Бога я верю! Мне кнут нужен, да посильней, чтоб все грехи выбить, да так, чтобы никогда пить не хотелось! От водки все грехи человеческие. Пойло дьявола, да и только, будь оно неладно! А вы куда, батюшка, путь держите? Водички хотите? Я только в колонке налил, не пил ещё.
– Хочу! Ты первый, кто мне помощь предлагает, чудно даже, всегда наоборот бывает. Хороша водица, добра! Вот ею и лечись. Если с верой, то поможет. А путь мой далёк, ещё идти и идти. На транспорт разный денег у меня нет. Сейчас по доброте душевной никого не возят, всё за деньги, за бумажки…
– Вот, возьмите, батюшка! Это заначка. Держал на чёрный день. Думал, когда помру, так добрые люди найдут, одежонку какую-нибудь купят. В чистой рубахе перед Богом стоять надо, верно?
– Верно! Но рубаха – не главное.
– А что главное?
– Главное – это поступки, что за твоей спиной будут. Их все как на ладони видно. Вот тут обманул, тут украл, тут помог, в беде не оставил. А тут искренней добротой себя спас, излечил!
Бог протянул Василию левую ладонь, и на ней, как на экране, побежала вся жизнь Василия, да не его глазами, а глазами мудрого режиссёра. С самого детства: все поступки, все грехи – и маленькие, и большие, и боль чужая, и обиды, и добро совершённое, и зло пустяковое, и забытое, и скрытое. Всё, оказывается, записано и сохранено!
– Прости, Господи! Прости, матушка! Прости, батюшка!
Слёзы текли из глаз Василия, выжигая своей горечью давно небритую щетину.
– Возьмёшь мой посох, он тебе дорогу укажет. Покаявшемуся и поклонившемуся да даровано будет!
Василий очнулся.
– Надо же, давно такие яркие сны не снились!
Нога не болела, в баночке лежала заветная тысяча рублей. Иссохший посох лежал