В Кронштадте Гринберги столкнулись с безжалостными реалиями сложного революционного времени. Шимон Моисеевич старался как мог поддерживать своих дочерей, убеждая их, что достаток и имущество – дело наживное. Главное, что они живы, у всех троих есть знания и прекрасные профессии, которые востребованы при любом режиме и не дадут умереть с голоду. Но неизвестно, чтобы произошло с этими людьми, если бы Анна не вышла замуж за большевика Константина Лазовского – человека воспитанного, образованного и с положением, полюбившего её всей душой с самого первого взгляда. После романтического знакомства и заключения брака Анна не только приняла фамилию мужа, но, на всякий случай, через дефис оставила и свою – девичью, решив тем самым сохранить для потомков память о родовых корнях.
Путь по железной дороге от Петрограда до Москвы и затем до Саратова был чрезвычайно трудным. Поезда, переполненные солдатами, мешочниками, разного рода попрошайками и ворами-карманниками, поначалу внушали ужас и отвращение. Однако умение выживать в любых обстоятельствах, глубоко сидевшее до поры до времени в каждом из представителей семейства Гринбергов, помогло не только справиться с этими проблемами, но даже извлечь полезный опыт. Стараясь не вступать в общение и тем более в конфликты с представителями большинства, доктор тем не менее смог обеспечить своих дочерей сидячими местами в поезде и даже кипятком.
– Далёко ли путь держитя? – спросила дородная баба с мешками и узлом из клетчатой шали, усевшись напротив Шимона Моисеевича.
– Что-что, простите? – переспросил доктор, правой рукой машинально дотронувшись до нагрудного кармана, в котором лежали документы и деньги, зашитые под подкладку.
– Далёко ль путь держитя? Гляжу, никак семейством кудый-то направлятися? – нагло и уверенно приставала баба, меж тем ловко и без излишнего стеснения рассовывая под сиденье свои мешки и отодвигая правой рукой ноги Милки.
– Милочка, детка, пересядь к окошку, – вежливо попросил Шимон Моисеевич младшую дочь, стараясь уберечь её от назойливого и беспардонного соседства.
– Ни отвичатя? Знать, брезгатя! – не унималась баба. – А у меня вот сын большевик. Скажу вот яму, как вы тута расселися да нос задирали – он вас всех к стенке поставит! Аха-ха! – загрохотала баба, демонстрируя беззубый рот, почувствовав удовольствие от реакции барышень на свою наглость.
– Что тут происходит? – громко и строго спросил Константин, своевременно подошедший сзади и обнаруживший нахрапистую бабу, занявшую его место. – А ну, быстро собрала свои мешки и геть отсюда! – сердито сказал он, правой рукой держась за кобуру револьвера.
– Ой, сынок, а чаво ж эти молчали-то? Хушь бы промычали, мол, мястоф нету! А то, как жа я таперча себе место найду, а?
– Твоё